За обедом Станислав скучал.
На другой день он впервые очутился на территории комбината. Отец водил сына по многочисленным цехам; на участке, где установлена пилорама, показал, как разрезают бревна и получают доски; в другом цехе Станислав увидел, как делают мебель; познакомился он и с устройством сушильных камер, откуда материал поступает в заготовительный — отцовский — цех.
— Вот на этой пиле разрезают доски поперек. Смотри внимательно, — рассказывал и показывал отец. — Рабочий нажимает на педаль, диск поднимается и режет доску пополам. Дешево и сердито. На этот станок мы обычно ставим новичков… Отсюда и начинается мой цех. С понедельника ты начнешь работать на циркульной пиле.
Выйдя в этот день за ворота комбината, Станислав медленно шагал по селу, переживая свои впечатления. Он загорелся, когда отец предложил ему поработать на производстве, но теперь от такого чувства не осталось и следа; он увидел, что ничего сложного в специальности станочника нет, что значительно интереснее трудиться, возможно, в том цехе, где делают мебель. Но теперь уже поздно идти на попятную, слишком поздно.
Станислав задумчиво смотрел себе под ноги, вспоминая все «представления» и знакомства, и ему было не по себе. Отступать поздно, конечно, но что, если попроситься в другую смену? Почему обязательно он должен работать в отцовской смене? Станислав представил себе, как он ежедневно будет видеть отца; тот станет следить за ним, проверять каждую деталь, которую он изготовит своими руками, придираться к каждому просчету, а это приведет к многочисленным стычкам.
Надо работать в другой смене! Пусть — в заготовительном цехе, но — у другого мастера.
Повеселев, он поднял голову и увидел, что находится неподалеку от книжного магазина. Станислав испытал желание поделиться с Тамарой Акимовной своими мыслями и планами. Он старался не думать о том, что у него просто-напросто возникло желание увидеть эту добрую и красивую женщину.
Станислав толкнул дверь и вошел в полупустой магазин. Тамара Акимовна, увидев гостя, пошла ему навстречу.
— Станислав! — Она обняла его, но тут же легонько оттолкнула, внимательно посмотрела ему в глаза: — Ты напрасно убегал.
— Напрасно, Тамара Акимовна.
— Осознал? Вот и замечательно. Отец действительно тебя ударил?
— Немножко. Он нечаянно.
Тамара Акимовна грустно улыбнулась:
— За нечаянно бьют отчаянно, Стасик. Но тебе надо было прийти ко мне, а не бежать. Ведь прислал же ты ко мне Юру. Ты когда вернулся?
— Два дня назад.
— A-а… Значит, отец тебя видел уже?
— Конечно.
— Ну и как?
— Все в порядке.
— Слава богу.
Тамара Акимовна была в красивом розовом платье, волосы падали ей на лоб, глаза и губы улыбались; невозможно было найти название этой невероятной красоте. Станиславу было грустно от того, что Тамара Акимовна до сих пор не живет в их доме. Тогда бы он мог каждый день любоваться ею.
Станислав сказал, вздохнув:
— Мы с ним поговорили по душам. Он мне предложил работать у них на заводе.
— Только этого и не хватало! — возмутилась Тамара Акимовна, сердито сдвинув брови.
Станислав удивился:
— Почему?
На этот раз недоумение отразилось на лице женщины:
— Ты разве не понимаешь? Ведь тебе надо закончить школу! О какой работе может идти речь? Может, твой отец пошутил?
— Мы серьезно говорили.
— И ты согласился с ним?
— Да.
— Жаль. — Она сделала паузу. — Жаль. И жаль, что я не могу с ним поговорить.
Станислав не обратил внимания на эту ее фразу.
Тамара Акимовна спросила снова:
— А школа?
— Я пойду в вечернюю.
— Значит, — сказала она после паузы, — эта идея с твоим трудоустройством принадлежит Клавдию Сергеевичу?
— Я ведь не против.
— Дело не в этом, — Тамара Акимовна рассеянно смотрела поверх головы Станислава, в окно. — «Против» ты или «за» — это особый разговор… Впрочем, что это я? Лезу со своим уставом в чужой монастырь…
— Не в чужой, — сказал Станислав.
Тамара Акимовна ответила с грустной улыбкой:
— Чужой, чужой… Как там Юра?
— Нормально.
— Он в ту ночь у меня был.
— Я знаю. Ну, я пойду, Тамара Акимовна.
— И когда же ты начнешь трудиться?
— С понедельника. Я даже знаю, какой станок у меня будет.
— Вот как?
— Циркульная пила! Режет толстые доски, как нож — масло. Р-раз — и готово! — Станислав бодрился, понимал, что бодрится, и боялся, что Тамара Акимовна тоже понимает это. — До свидания, — сказал он, — я пойду.