— Вот он, мой альбом марок, — сказала Танчулпан, входя в ворота.
— Марок?
— А разве ты не видишь собрания коммеморативных марок? Посмотри, сколько их здесь с различными зубцовками — и линейными, и рамочными. А вот и беззубцовые варианты.
Мы шли по дорожке мимо могил, и сравнение их с марками показалось мне вполне уместным. Словно кто-то тщательно подбирал хронологическую коллекцию, стараясь не упустить редкие экземпляры и экономя до предела место в кляссере. «Действительно, — думал я, — вот роскошные блоки могил с высокопарными надписями, а вот и простые бесхитростные издания, имеющие, несмотря на это, не меньшую историческую ценность».
На кладбище было немноголюдно. Чуть в стороне от нас беременная женщина склонилась над могилой родителей да местные служащие сгребали мусор и сжигали его. Почему-то рядом с могилами. Дым от костра сначала стелился по земле, а уж затем устремлялся высоко в небо.
Мы подошли к забытому всеми надгробному камню, покосившемуся от времени. С трудом удалось прочитать надпись: «Писатель Г. Масгут. 1907–1944».
— Твоя коллекция требует ухода, — сказал я Танчулпан.
— Это наша общая коллекция, — ответила она.
Я не стал возражать.
— Посмотри на могилу Бикчентаева, вандалы выдрали цветной металл с его памятника. Для таких уродов марки лишь предмет купли-продажи.
Я молчал и удивлялся тому, как хорошо знает кладбище моя спутница. А она остановилась у детской могилы и поздоровалась с мальчиком, глядевшим с фотографии, как со старым знакомым: «Привет, Тимурчик! Я принесла тебе конфеты!» — и положила на плиту конфеты в оранжевых фантиках.
— Твой родственник? — сочувственно поинтересовался я.
— Нет, просто я давно знаю эту могилу. Послушай, я целую зиму не была на кладбище. Я хочу побыть немного одна, а ты подожди меня здесь или погуляй немножко. Ладно?
Я не мог не согласиться и кивнул ей. И тогда она, свернув с дорожки, ушла куда-то вглубь захоронений и скрылась за деревьями, а мне захотелось просто побродить и послушать кладбищенскую тишину. «Именно здесь, среди могил, понимаешь, что наша бренная суета ничто по сравнению с вечностью, — думалось мне. — Мы все куда-то стремимся, нервничаем, спорим и ссоримся с близкими нам людьми, доказывая свою правоту. А настоящая правда, она же может открыться только здесь, в мире давно отошедших людей, отгоревших радостей и страданий. Может быть, права моя «готическая знакомая»? Если бы людей с детства приучали регулярно посещать кладбища и отдавать дань уважения покою ушедших поколений, возможно, они бы по-другому оценивали свои поступки и научились бы жить в мире и согласии?»
Но тут мои размышления были прерваны пьяными выкриками и неуместным здесь резким хохотом: толпа пьяных ребят, нагруженных баллонами пива, пробиваясь сквозь заросли и ограждения, направлялась в сторону оврага, куда ушла Танчулпан. Я забеспокоился и отправился за ней.
Я нашел ее сидящей на корточках возле какой-то могилы. Прижавшись к невысокой ограде, она вглядывалась в фото на памятнике. Осторожно, боясь потревожить, я подошел поближе и вздрогнул: с фотографии смотрела на меня моя спутница.
— Кто это? — спросил я в недоумении.
— Это я, — ответила Танчулпан. — Разве ты не видишь?
Я был в полной растерянности, но не стал расспрашивать ее ни о чем, ожидая, что девушка и сама все разъяснит, если захочет. И она рассказала.
— Моя история короче и намного прозаичнее твоей. Наверное, тебе будет противно и ты не захочешь больше со мной общаться. Но мне почему-то хочется все рассказать именно тебе. Почему? Потому что ты Орфей!
Она улыбнулась и, чуть помедлив, продолжила:
— Я умерла два года назад. И вот моя могила. Не смотри на меня так, я не сумасшедшая. Так получилось. Просто глупая случайность вдруг изменила мой счастливый мир, в котором я жила. Мне и сейчас непонятно, почему судьба обошлась со мной так жестоко. Я росла в дружной деревенской семье и была в ней единственным ребенком. Папа с мамой любили меня и баловали. Только, когда мне исполнилось одиннадцать лет, мама убила отца. Она и сама не знает за что. Просто после веселого праздника с обильной выпивкой она ударила его ножом, спящего, из-за какой-то мелочной обиды. Ее посадили, а меня воспитала бабушка. Освободили маму досрочно, но я с ней жить уже не смогла и сбежала в город.
Мне хотелось самостоятельности и независимости, а еще хотелось красивой жизни, и мечтала я о надежном мускулистом парне, рядом с которым будут нипочем все невзгоды. И такой нашелся. В первый же день моего пребывания в городе остановилась рядом со мной шикарная иномарка, и парень моей мечты с веселой улыбкой предложил прокатиться. Звали его по-иностранному красиво — Германн. Это была его фамилия. Мы катались весь день, и он угощал меня шашлыками, пивом и мороженым. Когда я утром пришла в себя от неожиданного счастья, мой принц объяснил мне, чем он занимается, и предложил работать на него.