Выбрать главу

Трудно отрицать, что в странах западной цивилизации широкая общественность исполнена гуманизма и любит животных. Готова прямо-таки задушить в своих объятиях. Потому добилась запрета купирования ушей и хвостов (пусть себе травмируются; но отчего-то кастрация к разряду запрещённой вивисекции не отнесена). Потому не позволяет использовать жёсткие методы дрессировки (кому очень надо, спортсмены, военные и полицейские, втайне всё равно, конечно, их применяют; а вот «массовый потребитель» таковой возможности практически лишён и от собак с приличными, сильными характерами вынужден избавляться). Но для собак куда лучше было бы, если бы общественность вместо лицемерной, липкой любви и раздутого, навязчивого гуманизма испытывала к ним элементарное уважение. А что никакого уважения нет и в помине, легко подтвердить примерами. В Англии, скажем, вполне нормально явление, когда специальная полицейская бригада в защитных костюмах «а ля космонавт» и с петлями в руках входит во двор, где, как следует из соседского доноса, содержится агрессивная собака, затем, невзирая на протесты хозяина, ловит эту собаку, суёт в клетку и увозит в участок на сутки-другие для обследования зоопсихологом. И если собака позволит себе хотя бы символически огрызнуться на ловцов или «исследователей», домой она, скорее всего, больше не вернётся. По летальным причинам. Или, вот, согласно закону, едва не ставшему всегерманским, чтобы за крупных собак целого ряда пород (кавказских овчарок, бульмастифов, ротвейлеров и других) не платить налога, в несколько крат превышающего обычный, и не выводить их за пределы двора только на коротком поводке и в наморднике, следует пройти тестирование, в ходе которого собака ни разу не должна проявить агрессии. Тест состоит примерно из двух десятков воздействий различного рода, включая имитацию нападения постороннего, издающего угрожающие крики и размахивающего над собакой большой палкой, а в другом варианте — чиркающего у неё под носом зажигалкой. То есть не принятый пока закон охраняет от вероятных покусов способного на подобные поступки буйного сумасшедшего только потому, что тот родился человеком, и обрекает на беспомощность и страдание оказавшуюся у него на пути психически нормальную собаку лишь по той причине, что она, в порядке самообороны, может нарушить его права. До дикости оголтелый, пещерный антропоцентризм!

В одной недавно вышедшей книге приведены слова кого-то из японцев, напрямую относящиеся к затронутой теме: «Мы понимаем, что отличаемся от животных, но не до такой степени, чтобы отделяться от них. В отличие от европейцев мы не так добры к животным, более того, иногда бываем даже жестокими, но не настолько надменны и более «вежливы» с ними».

Высокая культура не только не тождественна высокоразвитой цивилизации, но она и совершенно не обязательный её спутник. Вспомним того же Дерсу Узала, назвать которого цивилизованным человеком невозможно, а культурным, вне всяких сомнений, очень легко. Высокая культура подразумевает признание прав не только своих и уважение не только к себе. Что на уровне личности, что на уровне вида. И потому требует известного самоограничения. Такое отношение к окружающему миру вовсе не обязательно должно быть прописано законом на бумаге. Нравственный закон внутри человека — Божественной природы, он выше законов, придуманных людьми.

Хорошие собаки не вписываются в современное цивилизованное, псевдодемократическое общество уже потому, что позволяют себе самостоятельно принимать решения в тех случаях, когда за людей вопросы решают суды и адвокаты. Так нужны ли хорошие собаки этому обществу?

Если мы станем рассматривать данную проблему лишь исключительно с прикладной, потребительской точки зрения, то достаточно быстро придём к отрицательному ответу. С циничной пользовательской позиции нужны не столько хорошие, сколько успешные собаки. А это не всегда одно и то же. Так, например, некоторое время тому назад на телеэкране промелькнул лучший по поиску наркотиков лабрадор с английской таможни. И мимолётного взгляда хватит, чтобы определить в нём перевозбудимого психопата с явно маниакальным поведением. Ничего, кроме как искать наркотики, он не умеет, даже сносно ходить на поводке. Но ведь от него больше ничего никому вовсе не нужно! При крайне узкой специализации, может быть, нормальное поведение вообще не желательно. Вспомним собак спортивных, тех, например, что состязаются во флайболе. Налицо маниакальные психозы с мощнейшим самоподкреплением: каждая поимка мяча всё сильнее и сильнее стимулирует желание ловить следующие мячи, вплоть до полного изнеможения. А, скажем, «ипошники», большей частью, решительно повёрнутые на апортиках, многим ли лучше? Значительное количество из них за апортиком в чужих руках готово хоть на край света уйти. Почитаешь, что пишут о поведении «ипошных» овчарок апологеты сего «спорта», и, право слово, не знаешь, что делать: смеяться над «подвыподвертами» насквозь проспортивленных умов или плакать о судьбе бедных собак. Ведь последних («рабочего-прерабочего» разведения, дрессированных-предрессированных и даже успешно выступающих на соревнованиях!), оказывается, и в квартире без клетки держать нельзя, ибо громят всё и вся, и мимо играющих детей водить нужно только на поводке, а то мячики у них отберут, невзирая на команды, и остановить, ежели бросились за оленем, можно разве что с помощью электрошокового ошейника. И это овчарки, блин! А как их воспитывают и дрессируют — это вообще отдельная и очень печальная песня. В частности, ради того, чтобы направить всю без остатка энергию собаки в спорт, дрессировщик, научившийся уверенно произносить слово «мотивация», старательно лишает несчастное животное нормальной собачьей жизни, оставляя ему, помимо возможности необходимого отправления естественных потребностей, только примитивную игру с разного рода апортировочными предметами, подкрепляемую время от времени ещё и лакомством (что лежит в основе современной спортивной дрессировки), и собственно исполнение нормативных упражнений в стандартных условиях. Воспитание в традиционном понимании, как процесс социальной адаптации, связанный с прикладной дрессировкой, не приветствуется и почти отсутствует, поскольку навыки, обретаемые воспитуемой собакой, плохо совмещаются с требуемым в спорте бешеным темпераментом, с которым должны исполняться почти все, пусть и самые простые, приёмы. Потому ещё, чтобы собака не расхолаживалась, не рекомендуется подавать ей в быту какие-либо команды. Понятно, что клеточное содержание такой овчарки продиктовано не только её, с нашей точки зрения, невоспитанностью, но и является неотъемлемой частью формирования крайне узко специализированного поведения. И одним из средств превращения более или менее здоровой психики в параноидальную. Но аморально не только само по себе применение таких методов «трудоголизации». Ведь здесь, охватив одним взглядом всю картину, мы без напряжения можем разглядеть некий вариант классического рабства, когда живое, мыслящее существо содержится и используется исключительно в качестве механизма, и которому именно поэтому не позволяют ни развивать мыслительные способности, ни, соответственно, полноценно жить в кругу людей. Право, трудно назвать любителями собак тех, кто воспитанию друга предпочитает выращивание из щенка раба. Ну а мы, итого, приходим ко вполне однозначному выводу: современные утрированные требования к рабочим или спортивным качествам если не всегда, то в ряде случаев ориентированы на собак с явно выраженными аномалиями поведения.