Я собираю фишки, оставляя плюс-минус около ста тысяч фунтов. Поднимаюсь и рассовываю фишки по карманам.
— Гм, сэр? — Говорит Саша, кивая на фишки, оставшиеся на столе.
— Похоже, сегодня счастливая ночь для нас обоих, — отвечаю я, подмигивая. Затем разворачиваюсь и ухожу, оставляя всех с открытыми ртами.
Я считаю шаги. Зная, если Синди действительно так хороша в своей работе, она сорвется с места и догонит меня до десятого шага. Она превосходит мои ожидания и догоняет через шесть шагов.
Я замедляю шаг, но не останавливаюсь.
— Так ты уже поняла, как я сжульничал?
Мне приходится стиснуть зубы, чтобы не рассмеяться при виде шока на ее лице. Но она быстро меняет выражение на профессиональную маску. Синди не отстает от меня, пока я иду к бару.
— Я не понимаю, о чем вы говорите, — холодно отвечает она.
Я смеюсь, она хмурится.
— Да ладно тебе, — говорю я. — Я знаю, что ты в своем кабинете наблюдала за мной, пытаясь понять, что я задумал. Так что можешь не делать вид, что не понимаешь.
К ее чести, она не пытается отрицать, что я говорю правду, хотя и не спешит соглашаться.
— Думаю, мы оба можем прийти к выводу, что ваша ночь удалась, — говорит она. — Может вам стоит на этом закончить?
Я смеюсь.
Она сжимает губы.
— Что тут смешного?
— Ты. Ты решила, что можешь мне говорить, что мне делать. Позволь сказать тебе кое-что, мисс Форрестер. Никто не говорит мне, когда пора заканчивать.
Она открывает рот, но я не даю ей вставить ни слова.
— Я не пьян. Я не причиняю никаких неприятностей. И мы оба знаем, что у тебя нет никаких доказательств того, что там произошло, кроме… моей удачи. Так скажи мне... у тебя, что вошло в привычку вышвыривать отсюда людей, если они выиграли?
— Я бы не назвала мои слова попыткой вышвырнуть вас вон.
Я искоса смотрю на нее.
— А как бы ты их назвала?
— Тактично намекаю, что хорошо бы вы решили продолжить вечер в другом месте. Особенно, когда почти признались в мошенничестве.
— Я ни в чем не признавался.
Мы почти дошли до бара, я останавливаюсь и разворачиваюсь к Синди. Она тоже останавливается, заметив, как быстро оценивающем взглядом сканирует меня, пытаясь понять представляю ли я дня нее опасность или нет. В конце концов, я крупный парень. Должно быть, она приходит к выводу, что ей ничего не угрожает, потому что не зовет на помощь охрану. Вместо этого она открыто смотрит мне в глаза.
— Только двадцать процентов общения происходит вербально. Все остальное — язык тела.
Я медленно улыбаюсь.
— Это говорит тебе мое тело, Синди?
Под ее кремовой кожей кровь приливает к горлу и щекам, и я с любопытством разглядываю ее. Она выглядит именно так, как я себе и представлял, а представлял я ее с моим членом внутри нее. Я решаю сменить тему. Одержимость сексом с ней не продвигает моих планов.
— Должен сказать, что у вас тут довольно хитро все устроено, — замечаю я.
Я вижу, как она борется с собой, не желая вступать со мной в беседу, но все же ей становится любопытно, что я имею ввиду. Любопытство берет над ней верх, она хмурится.
— Что вы имеете в виду?
— Послать блондинку секс-бомбу разобраться с ситуацией вместо кучки накаченных головорезов.
Ее щеки пылают еще ярче, и я вижу, как она тяжело сглатывает. Я решаю бросить ей кость. Приятно улыбаюсь, собеседник расслабляется, переставая видеть во мне врага.
— Не очень-то гостеприимно будет выглядеть это место, если охрана начнет таскать клиентов по полу, не так ли?
Впервые холодная профессиональная улыбка исчезает, и ее место занимает настоящая улыбка. Она достигает ее глаз, отчего они сверкают.
— Полагаю, что нет.
— И я думаю, что в этом месте почти нет бравады. Дерущиеся мужчины, доказывающие, что с ними нужно считаться, гораздо менее склонны драться с... красивой женщиной.
Она моргает.
— Что ж, похоже, вы полностью разобрались в нашей системе. Итак, позвольте мне задать вам вопрос. Вы ждете неприятностей?
— О, от меня всегда одни неприятности, — весело признаюсь я. — Но если вы спрашиваете, не собираюсь ли я начать наносить удары вашим низкооплачиваемым, перегруженным работой охранникам службы безопасности, то могу вас заверить, что нет, не собираюсь.
— И все же вы по-прежнему здесь, хотя я вежливо попросила вас уйти, — заявляет она.
— Ах, но вы же не просили меня уйти. Вы сказали, что пора заканчивать, а я не люблю, когда мне говорят, что делать.
— Тогда, возможно, мне следует перефразировать. Я вежливо прошу вас покинуть наше заведение и продолжить вашу ночь где-нибудь в другом месте, — говорит она, сверкая на меня своей собственной версией моей победной улыбки, эта улыбка не достигает ее глаз.