Глава 13а
С каждым прошедшим днем я чувствовал, что моя душа трещит по швам, разрываясь между настоящим „Я” и фальшивой личностью. Мой разум боролся с ментальным паразитом, теряясь в океане шепчущих голосов, рассказывающих о моих родителях красивые, но лживые истории. Эти истории кардинально разнились с теми, что описывала в своем Завещании Лили Майя Эванс-Поттер.
Иногда я просыпался, уверенный, что лучше было бы прекратить бороться с этим проклятьем, и будь, что будет. В другой раз, я злился на себя за слабоволие.
«Лучше горькая правда, чем сладкая ложь — уверял я себя. — Надо потерпеть лишь несколько лет, и я избавлюсь от контроля Дамблдора. До тех пор, пока не остаюсь с ним наедине, я в безопасности».
Все изменилось, когда я проснулся от того, что моя щека лежала на окровавленной подушке. Подставив руку под нос, я сел и откинул голову назад, чтобы задержать кровотечение. Кровь, все-таки, просочилась сквозь пальцы и закапала на ковер Моуди. Зажав нос рукой, я встал и проковылял через гостиную в ванную, где умылся и приложил к нему вату, чтобы полностью остановить кровотечение. Затем вернулся в гостиную, и устало опустился в кресло.
Я смотрел на угли, тлеющие в камине. Моуди предложил мне перебраться в гостевую комнату неделю назад, заявив мне, что если я не хочу возвращаться в гостиную своего факультета, то, по крайней мере, могу избавить его от нужды искать себя по всему замку. Сначала я сомневался, не уверенный в том, что перебраться к наставнику будет хорошей идеей. Но потом согласился, когда понял, что не хочу возвращаться в гостиную своего факультета, полную гриффиндорцев, празднующих мою победу; кроме того, если Моуди придется искать меня на таком морозе, то он взыщет за это с меня сполна.
Я закрыл глаза и погрузился в свой разум.
Схватить. Разорвать. Убить. Я чувствовал себя василиском, ползающим по трубам в поисках врага, за исключением того, что этот враг был внутри моего сознания. Я прожигал своим агрессивным ядом все, чего касались клыки, — все бесформенные сгустки ложных воспоминаний и ментальных установок, только и ждущих, чтобы изменить мою настоящую личность.
Это был «Я» и не «Я» одновременно.
Мое сознание разрушалось и постепенно восстанавливалось заново, что заставляло меня задаваться вопросом, как много времени у меня осталось, до того, как я сломаюсь окончательно или сойду с ума.
Воображение нарисовало новую картину.
Теперь я видел игру Дамблдора, отраженную на мраморной шахматной доске.
Одинокая пешка неопределенного цвета стояла в центре доски, с Белой Королевой и ее ладьей в арьергарде. Пешка одолела другую пешку. Затем рыцаря. Каждый раз ее защищали либо ладья, либо королева, но они же все глубже вовлекали ее в борьбу за выживание.
Это была игра Дамблдора.
Контролировать пешку, то есть, меня, пока она не превратится в ферзя. Затем, завладеть ею.
Каким же я был глупцом.
Дамблдор знал о моих уроках по Окклюменции. Сначала он не понимал, почему я стал прилежно учиться, но после первого задания все для него прояснилось. Он практически признался в этом сам. Все это время я думал, что остаюсь на шаг впереди него.
Я ошибался.
Дамблдор закрывал глаза на мой маленький бунт, потому что знал, мой разум, в конечном счете, саморазрушится.
Благодаря Хагриду, Рональду и моей собственной глупости, мне было не у кого просить помощи, кроме как у него и его соратников. Он был уверен, что я приползу к нему обратно, умоляя о помощи, с извинениями и слезами на глазах, готовый сделать все, что он попросит, лишь бы остановил мою душевную боль.
Я задумался, было ли мое предположение верным?
Нет.
Дамблдор обсуждал пророчество со мной в присутствии Моуди-Самозванца. Он ежедневно оставлял свою пешку на попечение приспешника своего врага. Он никогда не расспрашивал меня о моих уроках, но в редких беседах со мной, иногда неопределенно ссылался на материал, который мы с Моуди изучили несколько месяцев назад, как будто не знал, что мы проходили его уже давно. Однажды, выявив связь между намерением и магией, я смог скастовать столько заклинаний за два месяца, сколько изучал обычно за год. У меня не отложилось в памяти, как именно я кастовал все эти заклинания, но я сделал это, и все тут.
В перерывах между своими обязанностями за пределами школы и наставлениями меня «на путь истинный», Дамблдор видел Моуди только на учительском собрании и за обедом. ЛжеМоуди знал о сражениях, в которых участвовал его оригинал против темных магов. Он говорил о них так, словно сам был там, и это действительно было так, с одной маленькой поправкой — он сражался на стороне противника. Он даже получал почту настоящего Моуди. Дамблдор принимал фальшивого Моуди за настоящего Аластора "Грозного Глаза" Моуди.