Мурлыча себе под нос какую-то мелодию, он достал мои книги, пакет писем от Фаджа, пачку корреспонденций из Гринготтса и Риты Скитер, две тетради: красную — о Дамблдоре и войне, и синюю — обо всем, что, как я думал, он сделал со мной, и Карту Мародеров. Барти повертел старый пергамент в руках, явно озадаченный тем, что я храню жалкий кусок пергамента в своем секретном сейфе.
— Коснитесь его своей палочкой и скажите "Торжественно клянусь, что замышляю только шалость" — сказал я.
Посмеиваясь над паролем, он сделал в точности, как я сказал. Карта ожила, отображая подробную карту Хогвартса. Он пробежался по ней глазами, останавливаясь на Северусе Снейпе, который естественно обнаружился в своей личной лаборатории.
— Откуда она у тебя?
— Это Карта Мародеров.
— Неужели ее создали совместно Петтигрю, Блэк, Люпин и твой отец? — спросил он удивленно.
— На самом деле, я склоняюсь к мысли, что идея ее создания принадлежала Сириусу Блэку, но зачаровал ее Ремус Люпин. Мой отец, Сириус и Петтигрю просто исследовали замок и наносили все на карту.
— Поразительно, — прошептал он, изучая свои апартаменты и кабинет, в котором находился Аластор Моуди, точно там, где у Барти стоял чемодан с семью отделениями.
— Не вздумайте ставить эксперименты над моей картой, — сказал я, когда заметил исследовательский интерес у него в глазах, присущий Равенкловцам.
— Всего несколько заклинаний.
— Нет. Если вы хотите точно знать, как она работает, я напишу Сириусу. Уверен, что он может выведать нужные чары у Люпина.
Барти заколебался, его пальцы подрагивали от нетерпения.
— Ладно. О чем ты так хотел поговорить, — он скастовал Тempus, — в три тридцать утра?
— Извините, Профессор. Я не смотрел на время. Мы можем поговорить об этом позже, если вам так угодно.
— Все хорошо, Поттер.
— В ту ночь, когда вы дали мне книгу по Окклюменции, мой разум, в очередной раз, был подвергнут ментальному воздействию.
Он фыркнул.
— Ясно, — сухо сказал Крауч.
— Это сделал Дамблдор. Сразу после того, как они объявили чемпионов. В это время я пытался медитировать в общей спальне, и неожиданно мне удалось погрузиться в свое сознание. Эта медитация позволила мне отделить собственные воспоминания от тех, что мне навязали. И тогда я понял, как изменилась моя личность под влиянием тех воспоминаний, что он (Дамблдор — прим. переводчика) постоянно добавлял в мою память. И настоящий я, и… — я замолчал, не зная, как правильно объяснить, что произошло.
— Великий Мерлин, — выдохнул он.
— Я записал все, что смог понять. Там есть все, — сказал я, указывая на тетради. — И то, что я заметил в себе, и то, что я прочел в библиотеке. Все, что мне удалось собрать. Я хочу, чтобы вы это прочли, а потом сказали мне, это игра моего воображения или моя личность действительно подвергалась воздействию легилимента?
Покатав палочку между пальцами, Барти испытующе посмотрел на меня.
— Ты понимаешь, Поттер, что я верен Темному Лорду, — сказал он, закатав левый рукав и показывая татуировку змеи с черепом на своей руке. — Метка не приживается, если ты не полностью уверен в клятве. Ты не можешь заставить кого-то под империусом нанести ее против его воли. Ты понял?
Я напряженно посмотрел на темную метку и кивнул.
— Да, сэр.
— А почему ты спрашиваешь меня? Почему не Грейнджер или Блэка?
— Потому что, несмотря на все, что я рассказал ей, Гермиона все еще верит, что Дамблдор, если не хороший человек, то и не полный мерзавец. Перед тем, как моя мать подала на развод, у моих родителей было зеркало воли. В список возможных опекунов они включили сначала друг друга, затем последовательно Сириуса, Петтигрю, Марлен Маккиннон, Дамблдора и МакГонагалл. Дамблдор был их исполнителем. После подачи на развод мама отказалась от него, как от исполнителя и изменила список предполагаемых опекунов. — Я закрыл глаза, заставляя себя продолжить. — Она убрала из списка всех прежних претендентов. Моего отца, Сириуса, Дамблдора — всех, но я не верю, что она рассказала кому-нибудь о своем новом завещании.
— Странно.
— Вы рассказывали мне об этом на одном из наших первых уроков. Когда дело доходит до опекунства или завещания, Министерство Магии следует маггловскому закону. Никто не знал, что случилось в ту ночь, кроме меня и Волдеморта. Он был развоплощен, а я был слишком мал, чтобы рассказать правду. Все, что поведал Дамблдор общественности, придумал он сам. И никто не посмел возразить ему. Дамблдор назначил себя моим опекуном, в соответствии с завещанием моего отца, а меня отдал сводной сестре моей матери, вернее, оставил на пороге ее дома как бутылку молока.