— Да, сэр. Почему вы согласились на это? И …знает ли Он?
— Если ты имеешь в виду Темного Лорда, то да. Я не так изолирован, как ты думаешь, Поттер. У нас есть особые средства связи. Ты помнишь тот день, когда сорвался в кабинете Дамблдора? Тогда ты разбил вдребезги все его стеклянные побрякушки с помощью чар седьмого курса, причем произнес их на парсельтанге. Я до сих пор не спросил, откуда ты их узнал, — сказал он сам про себя. — Дамблдор посетил меня через десять минут после твоего ухода, и специально напомнил мне положения Устава. Я послал Темному Лорду свои воспоминания о той ночи, когда твое имя выпало из Кубка, о твоей встрече с Дамблдором, о твоей вспышке гнева от попытки манипулирования тобой, — его глаза блестели, — и о своей встрече с Дамблдором после этого. Мы оба пришли к выводу, что помогая тебе, сможем добиться намного большего, чем наоборот. Но я уверен и мой Лорд согласился со мной, что если ты попытаешься справиться с Дамблдором сам, последствия будут плачевными.
— Вы не могли отказать Дамблдору, когда он попросил обучать меня, потому что настоящий Моуди сделал бы то же самое. С другой стороны, чем больше времени я проводил с вами, тем выше была вероятность того, что я распознаю в вас самозванца и скажу об этом Дамблдору.
— Именно, — ответил он, довольный, что я все понял. — Договор препятствует нам нанести прямой вред друг другу.
— Ибо рассказав Дамблдору, я, скорее всего, добился бы вашей смерти, а контракт защищает тайну вашей личности, — продолжил я развивать свою мысль. Договор помешал бы Краучу лично убить меня или телепортировать к Волдеморту без палочки, но не защищал меня так же сильно, как его. Если он организует нашу встречу с Волдемортом, то будет чувствовать себя прекрасно, пока он уверен, что мне ничего не угрожает. — А как насчет Легилименции? Если Дамблдор пробьет мою защиту, и увидит… — я замолчал.
— Вот почему мы сосредоточились так интенсивно на Окклюменции, в первые два месяца.
— Но я все еще не могу ему помешать прочитать свои мысли.
— Ты можешь обнаружить его ментальную атаку. Я также убежден, что ты почувствуешь любые попытки изменить свои воспоминания или личность.
— Кстати, что ты предпримешь, если он надавит сильнее на твой разум, чем тогда, на празднике?
— Свяжусь с ДМП, отправлю Добби с письмом к Сайласу, и свяжусь с Ритой Скитер.
— Вообще-то, я все еще был не в восторге от Скитер, но своевременное оповещение прессы помешало бы Дамблдору скрыть свои преступления.
Он ухмыльнулся, гордый, как отец за сына.
— Видишь? Я никогда не упоминал о двух последних вариантах. Ты добавил их по своему усмотрению. Если Дамблдор атакует тебя Легилименцией, у тебя есть знания и ресурсы, чтобы заставить его поплатиться за это.
— Но он, все-таки, мой законный опекун. Он может утверждать, что был в своем праве.
— Если я не ошибаюсь, твоему адвокату есть, что ему противопоставить на основании завещания твоей матери.
— Я не знаю.
— Почему нет? — сказал он, продолжая свою работу. Он листал маггловские и магические книги, рисуя заметки на полях тетради, записывая свои собственные наблюдения на чистый лист пергамента.
— Это сложно. Я объясню после того, как вы закончите работу.
— Сложнее, чем это? — спросил он, показывая целую стопку пергаментов на столе.
— Я не уверен.
— Мне нужно еще несколько часов. Почему бы тебе не поработать над рунами?
— О'кей, — ответил я. В последнее время, парсельруны стали даваться мне легче, да и интересно стало. Я больше не ворчал, что мне трудно.
Прошло три часа, прежде чем Барти отложил перо и отодвинулся от стола.
— Передвинь свой стул сюда, — сказал он, указывая рядом с собой.
Я протащил его по ковру, оставляя глубокие борозды на нем, и опустил на указанное место. Барти приподнял стул, сгладил ковер взмахом палочки и снова опустил его на место. Я подошел и аккуратно присел.
— Так мне померещилось? — спросил я.
— Трудно сказать. Основываясь на том, что я лично наблюдал и переживал, не думаю, что ты выдумал все это, но если судить объективно, в это трудно поверить. Вся твоя теория основана на двух ключевых моментах. Если они не верны, то твоя теория тоже. Теперь, ответь на вопрос, каковы ее слабые стороны?
Он превратил это в очередной урок.
— Первое мое предположение: Дамблдор циничный эгоист, — ответил я. — Он озабочен только своей личной властью, что не импонирует ни моим интересам, ни интересам Магического мира.