Следуя его инструкциям, включающим в себя упражнения по визуализации, и толикой удачи, удалось предотвратить дальнейшее расщепление моей личности. Однако, практика по ментальной магии без квалифицированного специалиста под рукой, крайне опасна. У меня едва хватило знаний, чтобы не заблудится в лабиринте собственного разума. Иногда, а точнее, два раза в неделю, Барти окатывал меня ледяной водой, чтобы привести в чувство. А однажды даже это не сработало, и тогда он начал ругаться и посылать в меня Жалящее проклятья.
В тот момент я услышал далекий шипящий голос, который подсказывал мне как нужно действовать. И словно бы чья-то ладонь ударила меня в спину, выталкивая назад, в реальность. Я проснулся, чувствуя боль и тошноту, с трудом разбирая бледное лицо Барти, склонившееся надо мной. Позже я узнал, что он послал срочную записку Темному Лорду, который каким-то образом подключился к нашей связи, что я обычно блокирую, и отвесил мне чувствительный ментальный пинок. Этот инцидент вымотал нас обоих, но он же удержал меня от превращения в овощ.
Вздохнув, я сорвал остатки заплаток за второй курс и поместил их в коробку. Такие неприятные ощущения, словно мой мозг шлифовали пескоструйным аппаратом. Под ними я обнаружил свои истинные чувства, в том числе и жгучее желание, перевестись в другую школу. Неудивительно, что Дамблдор подавил его.
Ледяная вода вылилась мне за шиворот. Я резко открыл глаза и свирепо посмотрел на Барти, который все еще был в образе Моуди.
— Черт побери. У меня почти получилось.
Он скастовал чары просушки и кивнул на Ральмута, который стоял в дверях с портфелем в одной руке и черной шкатулкой в другой. Я уперся руками о кресло, встал и вежливо поклонился.
— Здравствуйте, Поверенный Ральмут.
— И вам, мистер Поттер, — сказал он, кладя свой портфель на стол. — Вижу, вы работаете над тем, о чем мы говорили.
— Да, сэр, но дела идут не шибко быстро. — Отношения между гоблинами и волшебниками были довольно забавными. Большинство волшебников презирало гоблинов, но обожало их закон о банковской тайне. Если гоблин говорит, что документ или хранилище никогда не увидят человеческие глаза, это действительно так. Я не особо их люблю, но этикет, который Крауч заставил меня выучить, требовал относиться к Ральмуту не как к обычному гоблину, а как поверенному моей матери. Поэтому, мне следовало относиться к нему с таким же уважением, как и, скажем, к МакГонагалл.
— Никакого прогресса? Жаль.
— Нет, но зато и регресса нет.
— Хоть что-то, — сказал он, аккуратно выкладывая свитки и отодвигая портфель в сторону. Потом он бросил быстрый взгляд на Барти. — Я не знаю в курсе ли вы, мистер Поттер, но ваш спутник не…
— Я знаю.
— Это была просто проверка. — Ральмут развернул первый свиток и разложил его на столе. — Это Договор о ненападении, подписанный Лордом Воландемортом, — он посмотрел на свои золотые карманные часы, — двадцать минут назад. Убедитесь в магической подписи. Если вы согласны, то подпишите здесь, — сказал Ральмут, указывая на графу для подписи.
Я пересек комнату. Когда мои пальцы коснулись пергамента, шрам буквально запылал. Я стиснул зубы от невыносимой боли.
— Это точно его подпись, — уверенно сказал я.
Ральмут погладил кривыми пальцами шкатулку, которая, казалось, была вырезана из цельного обсидиана. Крышка разделилась на две части и распахнулась. Красное и белое перо, звенящие от мощной и древней магии, лежали внутри шкатулки. Я неуверенно подошел ближе, трясущимися пальцами погладил их. Моя кровь быстрее побежала по венам, направляемая их вихрящейся магией, которая смешивалась с моей собственной. Так волнующе!
Ральмут откашлялся и указал на документ.
— Извините, — сказал я, берясь за перо. Потом опустил его на пергамент.
— Мистер Поттер, — сказал Ральмут, — вы выполнили те пункты, которые мы обсудили?
— Да, сэр. — Мистер Нортон и вы много раз объясняли мне, что контракт не примет мою магию, если я не подпишусь своим настоящим полным именем. Барти прикрыл ухмылку рукой. Я знал, о чем он думает.
Две недели назад он, наконец, посчитал мои ментальные щиты достаточно прочными, чтобы сообщить мне мое полное имя. Три склянки зелья, четверть пинты крови, отрез гобеленовой ткани и десять галеонов понадобилось, чтобы узнать мое полное имя.