Поставив пешку на место, он замолчал и уставился на мерцающее пламя камина.
— Что случилось потом? — спросил я.
Сжав кулаки, Сириус тупо глядел на доску.
— Пожалуйста, Сириус. Мне нужно знать все.
— Извини, Гарри. Я дал обет. Я не могу все рассказать.
— Тогда что ты можешь мне рассказать?
— Не так уж много. В следующий раз, когда я видел тебя днем, твои родители накладывали Фиделиус. Лили старалась держать тебя подальше ото всех. Она даже перестала посещать регулярные собрания членов Ордена. Джеймс сообщил мне по камину о разводе сразу после того, как ему вручили заявление Лили, но я не могу сказать тебе ничего сверх того, что было написано в заявлении. — Он вернул пешку на свою предыдущую позицию. — Твоя очередь.
Разочарованный очередной паузой в рассказе, я попытался сосредоточиться на игре и вспомнить свой следующий шаг.
— Пешка на C3, — прошептал я.
Глаза Барти уперлись в меня.
Я знал, что мы вернемся к этому позже. Когда Сириус среагировал на мой парселтанг, у меня были такие большие надежды на то, что он расскажет мне, что подвигло мою маму на развод, но оказывается, этот идиот принес обет. Он либо не мог, либо не хотел рассказывать правду.
— Сириус, ты знал, что я змееуст?
Он тяжело вздохнул.
— Я не могу сказать, — сказал он, глядя мне в глаза. — Этого должно быть достаточно.
Другими словами, он знал, но эта информация тоже была под табу.
Перегнувшись через край, он сказал:
— Короткая рокировка.
— Пешка на D4.
Наша игра возобновилась. После того, как я потерял две пешки и рыцаря, наклонился вперед, изучая доску, пытаясь наметить все возможные ходы так, чтобы не потерять еще одну фигуру. Моя рука зависла над ферзем. Если я не перемещу ее, ее выбьет пешка.
— Ферзь на….
— Ты не можешь сделать этот ход, ибо автоматически откроешь себе шах, — мягко сказал Сириус. — Посмотри на своих коней. Они ходят только "Г-образно"…
Один из моих коней мог бы взять пешку. Я с облегчением вздохнул и направил фигуру вперед. Четыре хода спустя, Сириус все-таки объявил мне шах. Затем он указал мне на различные варианты и кажется, рассказал даже больше, чем Барти.
— Шах и мат, — сказал он, наконец. Мой король поклонился и сдался в плен.
Наборы „Stauton” были проще, чем у Рональда, и у них не было мечей.
Сириус вернул фигуры в исходную позицию и сделал первый шаг. Я ответил, и вскоре мы были в середине новой партии. Сорок минут спустя я проиграл снова. И неудивительно. Сириус отодвинул доску в сторону и откинулся назад.
— Гарри, мы должны поговорить о том, что произошло вчера.
— И о чем же конкретно ты хочешь поговорить?
Его тон выводил меня из себя. Дамблдор проник сквозь защитный пузырь? Он знал о сделке или о том, что я знал больше о маме, чем сказал?
— Профессор Дамблдор беспокоится о тебе, так же как и я. Я не знаю, что с тобой происходит, но ты слишком резко изменился.
Я посмотрел на него недоверчиво.
— Все, что я сделал, Сириус, это открыл глаза и посмотрел на мир вокруг себя. Это не моя вина, что Дамблдор все испоганил (п/п — примечание переводчика: здесь мат).
— Поттер, — пролаял «Моуди».
Я поморщился. Не ругаться и помнить о своих манерах, было одним из правил Барти, и он насаждал их, словно сам их соблюдал.
— Извините, профессор.
Хмыкнув, он перевернул страницу книги, которую якобы читал.
— Следи за языком, Поттер, иначе мне придется возобновить практику по уклонению от проклятий по утрам.
— Да, сэр, — уныло пробормотал я. Практика по уклонению от проклятий была классическим методом обучения Моуди, и Барти тоже обожал использовать ее.
— Не нужно быть столь суровым, — сказал Сириус. Жалящее проклятие попало ему в руку. Потирая пострадавшую конечность, Сириус чертыхнулся.
— То же самое касается и тебя, Блэк.
— Это не похоже на тебя.
Еще одно жалящее проклятие врезалось в Сириуса. Он хмуро посмотрел на расслабленного Аврора, но не решился ответить. Мой взгляд рыскал по всему его телу в поисках спрятанной палочки и не находил. Будто бы и не было никакой палочки. Барти, должно быть, опять включил параноидную личность экс-Аврора.
— Гарри, — сказал Сириус, наклоняясь вперед, — сколько из того, что ты сказал вчера вечером, было правдой?
— Каждое слово.
Не смотря на то, что все считают Волдеморта и Риддла совершенно разными людьми, мои слова не стали менее актуальными. Как бы не пыжился Дамблдор, ему нечем подкрепить свои громкие заявления помимо своего незаслуженного авторитета. Его обвинения против Риддла не выдержат критики в независимом международном суде; но даже в Магической Великобритании ему дадут пожизненный срок в Азкабане, если удастся доказать, что он игрался с разумом несовершеннолетнего волшебника и почти полностью переписал его личность. Но все это уже не важно, потому что Томас предпочитает решать свои проблемы без «помощи» Министерства. Он не хочет привлекать внимание прессы к махинациям Дамблдора, и я знаю, почему. Министерство может воспользоваться моим положением, чтобы более активно влиять на мою жизнь или даже оспорить опекунство надо мной, но мне не нравится, что Дамблдор может выйти сухим из воды. Задумчиво рассматривая меня, Сириус откинулся назад на подушки как Султан во время суда.