— Хорошо, — сказал он. — Что вы хотите?
— Я не понимаю.
— Судиться с Пророком легко, — сказал Нортон, подключаясь к разговору. — Как вы планируете строить свои отношения с ними после этого?
Я отпил воды из бокала, размышляя над возможными вариантами.
— Я хочу, чтобы они оставили Гермиону в покое. Я не хочу, чтобы моё имя упоминалось в Пророке, если я не согласен на интервью и не одобрил окончательный вариант заблаговременно. Я хотел бы, чтобы дорогая Рита Скитер провела остаток своей жизни за уборкой маггловских туалетов, но я не против, если она продолжит свою карьеру в качестве автора некрологов.
Подняв глаза, я оставил бокал в сторону.
Все трое ухмылялись и, несмотря на разницу в возрасте и разные расы, выглядели как родные братья.
— Я не могу ничего обещать, но думаю, что мы сможем помочь, — заговорил Сайлас. Он поставил деревянный футляр на столе и открыл его. Серебряная чаша, гравированная рунами, лежала на бархатной подушке.
— Это Омут памяти. — сказал он, касаясь своей палочкой виска. — Закройте глаза и погрузитесь в свою память. Пред тем, как отвести палочку от виска, сосредоточьтесь на необходимом воспоминании из своей памяти. Копия воспоминания будет собираться вокруг кончика вашей палочки. Чтобы поместить эту копию в Омут памяти, дотроньтесь палочкой до края Омута и пожелайте, чтобы ваши воспоминания остались в нем, — объяснял он, демонстрируя каждый шаг. — Поместите воспоминание об интервью в Омут Памяти. Оно будет нужно нам для судебного процесса.
Потребовалось три попытки, чтобы поместить воспоминание в Омут Памяти. Затем мистер Нортон показал мне, как просмотреть его, в то время как Сайлас и Ральмут сверяли записи. Вместе с мистером Нортоном, я прикоснулся к серебристой жидкости и попал в свое воспоминание. После того, как Дамблдор прекратил интервью, мистер Нортон повернулся ко мне.
— Мистер Поттер, Сайлас будет обслуживать большую часть ваших запросов. Тем не менее, если Дамблдор создаст проблемы Гринготтсу, именно я, а не Гринготтс, буду представлять вас в Совете Магического Законодательства и Визенгамоте. Гринготтс имеет отдельный юридический отдел. Вам всё понятно?
Я кивнул, удивляясь, почему он уточняет это еще раз.
— Если есть что-нибудь ещё, связанное с вашей опекой, злоупотреблениями, отсутствием заботы, чем-либо другим, вы должны оставить воспоминание об этом в Омуте Памяти. Если Дамблдор будет всерьёз сопротивляться нашему судебному разбирательству, нам, возможно, придётся оспаривать его опекунство более активно.
Мой желудок скрутился в узел. Я прекрасно всё понял, но что будут говорить все окружающие, если они узнают всю правду? Куда я пойду? Упоминали ли мои родители в завещании кого-нибудь, кроме Сириуса и Дамблдора?
— Да, сэр. Сможете ли вы озвучить волю моих родителей?
— Нет, — сказал он, избегая моего взгляда, — но вы можете.
— Как?
— Министр может отменить решение Главного Колдуна о запечатывании завещаний ваших родителей. Я всего лишь адвокат, но вы Мальчик-Который-Выжил. Предложите ему поддержку или дайте отступные. Фадж не умеет говорить „нет”.
Когда мы вышли из Омута памяти, я почувствовал, что надежда есть. Если Дамблдор запечатал оба завещания, он, вероятно, читал их. Но он утверждал, что мою опеку определил мой отец, а не моя мать. Может быть, у мамы были другие предпочтения? По крайней мере, я надеюсь на это.
Глава 5а
Утро за два дня до первого задания застало меня сидящим на корточках перед камином. Со мной должен был связаться Сириус, мой глупый крёстный, сбежавший из тюрьмы, который напрашивался снова быть пойманным, а я мысленно проклинал его чувство времени. Моуди давно исключил фразу «Расслабься!» из своего словаря. Мои уроки начинались в четыре часа утра, и мне чертовски хотелось спать. Проклятье!
— Каркаров — Пожиратель смерти, — заявил Сириус после краткого приветствия.
— Так же как и Снейп, — раздражённо ответил я. Действительно ли он поднял меня по тревоге только, чтобы сказать мне то, что я мог и сам прочитать в газетах?
Сириус закашлялся.
— Да, это так, — он неловко поёжился, — но Дамблдор поручился за Снейпа. Не уверен, почему. Все из шайки, с которой он тусовался, оказались Пожирателями, но Министерство отпустило Каркарова из-за его показаний, с помощью которых Руквуда упрятали в Азкабан. Я никак не мог понять, почему Крауч…
— Крауч? — спросил я. Это имя напомнило мне того человека с кислым лицом, который заявлял, что договор с Огненным кубком является нерасторжимым.