Парвати не понимала, почему я раскрыл старый лист пергамента под столом во время очередной паузы между танцами и переводил взгляд с него на Моуди, который значился на карте, как Бартимиус Крауч. Поскольку Гермиона все еще танцевала с Крамом, Парвати, вероятно, списала это на странность Мальчика-который-выжил. На это я и надеялся.
Я украдкой сложил карту и вернул ее в карман. Затем решил претворить в жизнь все, чему научился на уроках Крауча и МакГонагалл по этикету и танцам.
После того, как все начали тусоваться и заиграли Ведуньи, танцы стали доставлять одно удовольствие. Благодаря Парвати, этот день был замечательным. Мы болтали и танцевали, в основном, когда играла эта группа музыкантов, а танцы давались мне все легче. Меня поразило, как мало мы знали друг о друге, живя в одном факультете в течение трех с половиной лет. Мне она очень понравилась. Но будет лучше, если она не выдумает какие-то необоснованные романтические отношения после нашего дружеского общения.
Но Рональд… я должен задушить его за то, как он обращается с Гермионой. Он не имеет права ничего говорить о ее свидании с Крумом, особенно, когда он сам не один. К счастью, Виктор быстро распознал раннюю стадию ссоры и спас ее из лап Рональда. Остаток вечера прошел в приятной дружеской атмосфере. А еще, я сомневался, что Гермиона будет и дальше настаивать, чтобы мы с Рональдом помирились. Уж точно не после того, как он отчитал ее на балу, у всех на глазах.
Я мысленно вернулся к загадке по имени Бартимеус Крауч.
Я сидел на кровати, скрестив ноги и положив руки на колени, с закрытыми глазами. Вспоминал старые статьи об этом волшебнике. Мысленно, я вновь просмотрел их и поблагодарил самозванца за медитативные уроки по Окклюменции. Моя память сейчас могла посоперничать с памятью Гермионы.
Продвижение по службе. Женитьба. Дальнейшее продвижение по службе. Объявление о рождении ребенка. Я остановил воспоминание и сконцентрировался. Бартимеус Крауч-младший появился в другой статье. Пожиратель смерти. Лонгботтомы. Азкабан. Потом некролог. Мать и сын умерли в течение нескольких недель друг за другом.
Я сосредоточил внимание на том дне, когда мое имя выпало из Кубка, и тут же перед глазами встал Большой зал. Бартимеус Крауч-старший стоял рядом с профессором Дамблдором, в то время как Моуди занимал свое обычное место за учительским столом. Я ухмыльнулся. Крауч-старший скорее умрет, чем поможет Волдеморту. Крауч на карте может быть только Краучем-младшим — молодым Пожирателем смерти, осужденным за пытку Лонгботтомов; но с такими шаткими доказательствами в суде, магглы не предъявляют обвинения, тем более не осуждают. Не говоря уже о том, что, будучи осужденным своим собственным отцом, ему должны были предоставить право автоматической подачи на апелляцию. Если я ничего не пропустил, он, а не Сириус, был первым, кто сбежал из Азкабана. Как его называли в газетах?
Барти.
Фальшивый Аластор Моуди был Барти Краучем-младшим, Пожирателем смерти, и Альбус Дамблдор не узнал его.
Хотя, если трезво смотреть на факты, скорее всего, Дамблдор узнал его сразу же по прибытии в замок, но промолчал, чтобы следить за его попытками убить или похитить меня. Но в этой теории было слишком много нестыковок.
Судя по моему собственному анализу и последней встрече с Дамблдором, он рассматривал меня, как одноразовое оружие. Конечно, если я погибну по вине Крауча, Дамблдор всегда сможет сочинить новую историю, и перенести свое пророчество на другого беднягу. Я бы не стал утверждать, что Дамблдор верит в Пророчество, но он, по-моему, уверен, что в него верю я и все остальные волшебники Британии. А этого вполне достаточно, чтобы свалить всю ответственность на Пророчество, меня и Волдеморта. При условии, что он его правильно преподнесет общественности.
Рассказав мне и фальшивому Моуди про Пророчество, Дамблдор раскрыл часть своего хитрого плана врагу. Надо сказать, я оставил ему мало пространства для маневра. Тем не менее, если бы он воспринимал Моуди, как врага, то попросил бы его выйти. Однако все выглядело так, будто Дамблдор безоговорочно доверял Моуди.
Образ Аврора-параноика служил идеальным прикрытием. На его знаменитую паранойю можно списать любое чудачество и привычку дистанцироваться от других учителей. За исключением полного собрания преподавательского состава, он не контактировал с другими учителями, потому что настоящий Моуди не доверял даже своему лучшему другу, Альбусу, опасаясь, что тот может отравить его через питье. Скажем так, если бы моим лучшим другом был Дамблдор, я бы тоже трижды подумал, прежде чем поворачиваться к нему спиной.