Тяжело вздохнув, я отложил свои выводы в дальний ящик. Крауч прошел тест, присланный доктором Лийдсом, через час после меня и поделился своими результатами. ММ, Оо, и носитель генов Метаморфа, как и я. Он был мастером Окклюменции, но он никогда не сможет стать мастером Легилименции, потому что не имеет генетической предрасположенности к данной области магии. Уже сейчас я мог бы не давать ему просматривать некоторые из своих воспоминаний. Я не эксперт, но он сказал, что такими темпами я превзойду его в Окклюменции в течение года. Краучу незачем знать, что мне известно, кто он такой; Дамблдору тоже не следует знать о моих исследованиях и догадках.
Еще раз вздохнув, я соскользнул с кровати и прошлепал к своему чемодану. Я откинул крышку, порылся в одежде и достал свой переносный сейф. Секунду спустя, я прошипел пароль, осторожно открыв отсек для документов, потому что в последний раз, когда я ее разбудил, Дифи чуть не укусила меня, а я не хотел объяснять мадам Помфри, где я получил укус гадюки. Она просыпается каждые несколько недель, хватает мышку, пьет немного воды, сворачивается обратно в кольцо и опять засыпает.
Мы говорили с ней в последний раз, когда я понял, что Моуди — самозванец. Она сонно посоветовала мне не волноваться насчет него, но быть все время начеку, и снова залезла в свою норку.
Я убрал книгу „Язык Нагов” и взялся за домашнее задание для Моуди. Лучше не рисковать, думая о нем, как о Крауче. Если я нечаянно проговорюсь при всех, сразу потеряю своего временного союзника. Он утверждал, что если я могу говорить на змеином языке, то обязан научиться читать и писать на парселрунах. Как и любая форма письменности, они были разработаны на основе устной формы речи. К сожалению, знание письменного парсельтанга не передается на генетическом уровне, в отличие от устного. Три дня в неделю, за завтраком, мы с Моуди работали над переводами, но работа продвигалась медленно.
Моуди был одарен в Рунах, но не мог разговаривать на змеином языке. Первое время, я старался говорить медленно, полагая, что парсельтанг такой же язык, как и любой другой. Но это не так. Речевой аппарат Моуди не способен был воспроизвести разные тона шипения, чтобы четко выделить существительные и глаголы на этом языке, а его уши не могли уловить разницу между шипением большинства слов. Он, вероятно, мог бы выучить по-отдельности достаточно слов, чтобы войти в Тайную Комнату, но никогда не сможет открыть рот статуи Салазара Слизерина, из-за того, что не может полноценно разговаривать на змеином языке.
После последней попытки перевода, он организовал мне дистанционную встречу через Международную каминную сеть с доктором Лидсом, которого я, наконец-то, увидел вживую. Конечно, я разыскал информацию о нем в библиотеке. Там был доктор Лидс, работающий в Салеме. Его почерк совсем не был похож на почерк Волдеморта, но какое-то время я боялся, что веду переписку с Волдемортом, а не с неприветливым американским индейцем, который считал, что Британия — страна идиотов с отвратительной системой образования. Он говорил на парсельтанге с легким акцентом, иногда используя слова из родного языка (Muskogee, Маскоги), у которого не было эквивалента на английском, и приказал Моуди давать мне нагоняй каждый раз, когда я срывался на английский за время каминного разговора. Вопреки собственному здравому смыслу, он мне понравился.
Я наложил Запирающие чары на полог, зажег Люмос и прислонился к изголовью кровати, держа в руках свои слишком запутанные и независимые аналитические выводы.
На второй день Рождества — в День Рождественских Подарков (1), в шесть тридцать вечера, я был в "Трех Метлах", сидел в отдельной комнате с Сайласом, Ритой Скитер, и ее фотографом. Я ожидал это интервью, но не так рано. После опровержения той злополучной статьи, Сайлас договорился о новом интервью с «Ежедневным Пророком». Мы согласовали вопросы заранее, — Прытко-пишущие перья были запрещены. Изначально, я настаивал на другом репортере, пока Сайлас и мистер Нортон не заметили, что даже после скандала Рита остается самым популярным репортером Пророка, а также очень опасным потенциальным врагом, поэтому я протянул ей оливковую ветвь перемирия.
Под предлогом опроса чемпионов, Рита перенесла мое интервью вперед, хотя мы с МакГонагалл пришли в Хогсмид вместе. Она поздоровалась с Сайласом по имени, кратко вспоминая о том времени, когда он учился у нее, и спросила, кого он представляет, меня или свою газету. После того, как мы оба заверили ее, что Сайлас является моим представителем, она извинилась и сказала, что подождет меня внизу.