— Да так, по делам тут.
«Хорошо живу» опять был немного выпивши, но грустен что-то. Даже веселый разговор со стариком у него получался натужно, как бы через силу. Печален он был.
— Дед, я вот иду и размышляю. Про жизнь размышляю. Непонятно мне что-то. Как бы тебе сказать… Вот жена у меня, хорошая женщина. Ты знаешь мою жену?
— Нет, откуда! Может, и видел где, да на ней же не написано, что она твоя.
— Жалко. Красивая у меня она. И умная. И с образованием — техникум окончила. Десять лет вместе живем; детишки и все такое. Хорошая жена, меня любит, живем дружно. А вот отчего это, дед, я все время другую женщину помню? Ведь вот уж больше десяти лет! А?
— Не знаю, — сказал старик, выжидательно глядя на собеседника.
Костя вряд ли и рассчитывал услышать ответ. Просто у него настроение было нынче такое, хотелось поговорить.
— Все время помню. Отчего это?
— Может быть, та красивее?
— Нет. Никакой красоты! Курносенькая, ростиком не ахти. Бежит, бывало, с подойником, платьишко ситцевое, тапочки парусиновые, бусы стеклянные на шее… Так вот перед глазами она у меня — прямо чертовщина какая-то! И техникумов не кончала, и умна ли, не знаю. Убей — не знаю. Но — не сходит с памяти, и все тут!
Старик закручинился вместе с ним, а что сказать, не знал. Да и нужно ли было говорить что-то?
— Может, это… умерла, а? Потому и блазнится.
— Что ты, дед! — с испугом сказал гармонист. — Жива… Вышла замуж за зоотехника нашего, когда я в город подался. Теперь у ней дети, небось скоро в школу пойдут, а живет она там же, в нашей деревне. Я ее когда-то звал сюда, пожениться хотели. Не поехала. А меня тогда самолюбие заело: ах, ты так? Да я и покрасивше тебя найду. Нашел. А вот что во мне такое, не пойму: очень часто вспоминается та… Как на полдни она бежит…
«Хорошо живу» покачал головой и, вздохнув, сказал:
— Дед, дай три рубля. У меня получка завтра. Я знаю, где ты живешь, занесу, не сомневайся.
Старик с готовностью полез в карман и дал ему трешницу.
— Ты не подумай, что у меня денег нет или там жена не дает. Она у меня хорошая, худого не скажешь. Вот клянусь тебе, дед, очень даже хорошая жена! А запиваю я не шибко, так только, для веселья. И зарабатываю неплохо. Трешница эта мне — тьфу. Я в любой день могу шабашку сшибить рублей на тридцать. Завтра у меня будут деньги. Спасибо, что выручил, и до свидания, дед! До завтра.
И, уже отойдя на несколько шагов, он снова окликнул старика и спросил:
— А все-таки чудно, что я ту женщину в памяти держу, верно? Загадка, дед!
И пошел, покачивая головой, приговаривая:
— Загадка… Да…
«Ничего тайного нету, — думал Евгений Евгеньич, шагая к станции. — Все ясно как божий день. И мне ясно, и тебе, парень. С каждым такое могло случиться».
К вокзалу он подошел уже в бодром и приподнятом настроении. Пестрая толпа на привокзальной площади, шум проезжающих машин, вид железнодорожных составов, стоящих на путях, и автобусов, тяжелых, присадистых, готовых к отбытию в дальние рейсы, — все это наполнило душу старика радостным ощущением. Ритм всеобщего движения, особенно ощутимый здесь, на вокзале, захватил и его, придал ему бодрости и уверенности в правоте и необходимости принятого решения.
Он потолкался в толпе у кассы, купил билет на автобус, поглядел на большие стрелки вокзального циферблата — нужного автобуса надо было ждать еще целый час.
Старик постоял, понаблюдал, как весело расхватывают у лоточницы горячие пирожки с ливером, и тоже купил себе несколько: путь неблизкий, еще проголодаешься. Потом он перешел дорогу и уселся на скамье в скверике. Солнце светило прямо ему в лицо. Воробьи вперебой чирикали, скакали по асфальту, шныряли в жидких кустиках. Старик сидел и улыбался.
Ему виден был вокзал, то место, откуда отправлялись междугородные автобусы, и привокзальный буфет, весь стеклянный, словно фонарь. Никакой заминки не предвиделось на пути старика: у него в кармане лежал билет до Валдая, в Валдае он переночует у дальних родственников, завтра рано утром сядет на другой автобус, а там немного пройти пешком, и он в Выселках.
«Да нет же, не в Выселках! — в который раз поправил он себя. — В Кузярине».
Что ж, в Кузярине так в Кузярине. Разница невелика. Почти все жители бывшей деревни Выселки переехали туда и даже построились там на одной улочке. Небось, по этой улочке идти — в каждом доме родные, да знакомые, да недавние соседи.
«Приеду и прежде всего на могилку к Варваре схожу. Эх, как это в песне поется?.. Не осуждай меня, старушка, что я пришел к тебе живой. Хотел я выпить за здоровье, а надо пить за упокой… Вот именно. Возьму в магазине бутылочку, посижу на погосте. И Варвару помянуть надо, и Михаила, старшего моего, заодно… И матерь моя там лежит, и папаша. Все там, до десятого колена и глубже. Помяну. Не осуждайте меня, что я приду к вам живой. Я живой! Посижу с ними, поговорю — и за дело. Начну новую жизнь. Это ничего, что мне уже семь десятков, было бы здоровье. Начать жизнь никогда не поздно. Хе-хе».