— Ну вот, еще не легче, — выговорил он, страдальчески морщась.
— Прослезился я, — сказал старик сам себе, потом высморкался и — укоризненно сыну: — Что ты заладил: прости да прости, и слушать меня не хочешь. За что мне тебя прощать? Ты ни в чем не виноват.
— Да уж мне лучше знать, — упрямо сказал Борис Евгеньевич.
— Нельзя нам, мужикам, такие чувствительные слова говорить. Это дело бабье.
Старик был явно сконфужен и раздосадован тем, что не выдержал, заплакал, проявил при сыне свою слабость как раз теперь, когда он должен показать ему крепость свою и силу.
— Кто же тебя послал за мной? Кто тебе сказал, что я уехал?
— Витька пришел ко мне в школу со слезами. Дедушка, говорит, уехал насовсем. Я урок вел, класс бросил и вот за тобой. Хорошо, что успел!
— Так-так. Ах, свиненок! Ну ладно…
Старик сунул платок в карман, откашлялся.
— Ты, может быть, и виноват передо мной, только не за то себя укоряешь. Ты у меня хороший сын, Борис Евгеньевич. Ты у меня человек что надо! Спасибо тебе, что я, отец, могу на старости лет тобой гордиться. Дай бог, чтоб у тебя самого такие дети были!
— Да ладно тебе, отец.
— Что ладно! Ничего не жалеешь ради старика, ради того, чтоб старость его успокоить. Может, в этом твоя и вина-то передо мной, что больно уж печешься обо мне.
Они встретились взглядами, и Евгений Евгеньич, стараясь не хмуриться, пояснил:
— Может, мне успокаиваться-то в старости и не надо. Мне хочется какого-то дела. Чтоб при деле я был!.. Вот, говорят, старикам, мол, покой дайте. Но ведь им нужен душевный покой, а не то чтоб на печи лежать, кости греть да сыту быть. Душевный покой, сынок!
Тут он остановился, довольный тем, что так складно, так хорошо выразил главную свою мысль. Борис Евгеньевич молчал.
— А самая-то вина твоя вот в чем. Ты не понимаешь, что мне туда хочется.
— Куда?
— В Выселки. За это я тебя виню.
— И мне тоже хочется. Я бы там с удовольствием побывал.
— Это совсем не то. Я жить там хочу.
— Отец, что ты выдумываешь! Зачем тебе там жить? Что хорошего!
— Вот ты и не понимаешь! Хочу, и все тут. Как же мне не хотеть, ведь я там жизнь прожил. Там и воздух мой, и солнышко мое. Ты вот как рассуди: и в море рыба, и в реке рыба. Одна живность, один народ. А пусти-ка щуку в море, что будет? Подохнет. А эту самую акулу — в пруд? А?
— Ты у меня как ребенок, — Борис Евгеньевич покачал головой. — Вот уж верно говорят: что старый, что малый, одинаково.
— Как хошь суди.
Ну как объяснишь сыну! Все у него хорошо, и оттого старику тоже было в общем-то неплохо. И квартира теплая, и жена у сына… Что надо невестка! Умница, ласковая, заботливая. Только и слышишь: «Евгений Евгеньевич, пересядьте от окна, там дует»; «Витя, передай дедушке хлеб, он мягче»; «Тише, не шумите, дедушка отдыхать лег».
Это подумать только: полгода старик прожил у сына и слова худого ни от снохи, ни от ребят не слышал. Чтоб неудовольствие какое или вроде того: не там, мол, сел, старик, не то сделал. Ни разу. Мало ли что бывает при совместной жизни! А тут слова грубого не слышал.
— Хорошая семья у тебя, сынок. Другой такой поискать. Но только мне-то нужно в Выселки.
— Зачем?! — Вид у сына был довольно удивленный. — Кто тебя там ждет?
Вот опять. Видно, и слов-то таких нету, чтоб Борис Евгеньевич понял отца. Сам-то старик ясно понимал, как и почему, да объяснить не мог.
— Сейчас там весна…
— И здесь тоже.
— Трактора будут поле пахать, землей запахнет… Скотину со двора вон выгонят — коровы мычат, пастух кнутом хлопает, бабы за деревню стадо провожают. Словно праздник!
— Ну уж и праздник!
— Нет, ты не понимаешь, — в тихом отчаянии сказал Евгений Евгеньич.
— Не понимаю. Ну пашут. Так тебе же не пахать! Тебе-то что от такой работы?
— А как же!
— Ну стадо. Тебе же его не пасти! И даже коровы у тебя нет, и в стадо выпускать будет некого.
— А я погляжу, как другие коров выпускают… Погляжу — у меня на сердце легче.
— У тебя тяжело на сердце, отец?
— Нет. Опять ты не понимаешь меня. Сейчас… Сейчас тебе скажу. Вот послушай. Ты молодой, у тебя радости от жизни много. От работы, от жены, от детей. — Старик говорил с таким усилием, словно тяжесть поднимал, но старательно говорил, подбирал слова поточнее. — От того, что ты здоров. От того, что вот баба мимо идет и на тебя ласково поглядит. От того, что по телефону начальство похвалит. А у меня отрады мало. Ты до моих лет доживешь, и у тебя мало будет.