Старик изредка улыбался, и глаза у него блестели.
РАССКАЗЫ
ВЕСЕЛЫЕ ЛЮДИ
Всю неделю ходили вокруг городка тучи. То одна, то другая покажется вдали, поворчит сердито и растворится в знойной дымке, окутавшей горизонт. Некоторые, наползая, закрывали полнеба, пугали сизовато-аспидным цветом, от ближних раскатов грома вздрагивала земля, но туча уходила, уронив несколько тяжелых капель на прокаленные солнцем крыши. Одна такая туча выплыла сегодня во второй половине дня и долго стояла, раскалываясь вдоль и попрек, — в ярких вспышках синеватого цвета ослепительно сияли белые трещины.
Парило. Городок замер в томительном ожидании. Дождя ждали с таким нетерпением, что казалось, одной гипнотической силы этого единодушного желания хватит, чтобы притянуть тучу. Но она стала медленно и неумолимо отодвигаться.
— Садись, ребята, поедем, — облегченно сказал Степан Васильич. — Зря испугались, давно на месте были бы.
«Ребят» было трое: его сыновья Толька и Леха, оба одинаково белобрысые, мослаковатые, долговязые — не отличишь, который из них старше, да кругленький и румяный зять Гоша. К своим двадцати пяти годам он успел уже основательно полысеть — редкие волосы кучерявились лишь на затылке да на висках; зато глаза у Гоши ясные, веселые, глупые.
Вся компания собралась за сеном, километров за тридцать от города. В такую даль, к тому же по скверной дороге не всякий шофер согласится ехать, едва нашелся охотник. Зато машина у него трехосная: на такую хоть сколько наклади — вывезет.
Степан Васильич немного нервничал, боясь, как бы шофер не раздумал, и потому то и дело заговаривал с ним почтительно, как с человеком солидным, уважаемым. А тот не проявлял и малейших признаков неудовольствия. Это был здоровенный детина с маленькой головкой на мощной шее. Короткий багровый шрам потянул его верхнюю губу к носу; издали казалось, что парень улыбается чуть смущенной улыбкой, а вблизи поражали нелюдимостью заплывшие бесцветные глазки.
«Ребята» быстро покидали в кузов веревки, вилы, вскочили сами, постучали в кабину:
— Давай! Жми! Гони!
Шофер, малый, как видно, обстоятельный, выглянул оттуда, проверил, все ли уселись, и стал разворачивать машину.
Из огорода выбежала Люда, жена Гоши, с целым фартуком яблок. Она так спешила, что не заметила, как вместе с фартуком подхватила подол юбки, оголив выше колен полные незагорелые ноги.
— Давай-давай! — дурашливо кричали ей братья. — Поднимай выше!
Люда, смеясь, стала кидать яблоки — с тугим стуком они ударялись о пол кузова, о борта и прыгали, как мячи. Она наконец заметила свою оплошность, но исправила ее не раньше, чем перекидала все яблоки.
— Давай-давай! — громче всех потешался Гоша. — Бесплатный стриптиз!
— А ну вас, — сказала Люда, и последнее яблоко пролетело над их головами, словно выпущенное из пращи.
Грузовик полз окраинной улицей, переваливаясь на выбоинах, но скоро выбрался на большак. Шофер прибавил скорость, подул ровный встречный ветер. Кузов жестко трясло. Подпрыгивая на бортовой скамейке, Гоша «травил» анекдоты, братья давились от хохота. Ветер относил обрывки разговора и смех.
— …А американка говорит: «Боб, тебе надо тренироваться…»
— Га-га-га!
— Ой, умру, и доктора… ха-ха… не догадаются… ой!.. из-за чего умер.
— А то еще… У армянского радио спрашивают…
У Тольки шляпу соломенную чуть не унесло — смешно. Леха подавился яблоком, и его молотили по спине в четыре руки — опять смешно. Обогнали девушку, и Гоша сделал ей рожки — снова хохот.
Но самое смешное началось, когда заметили впереди еще одного пешехода. Это был небольшого роста старичок в кирзовых сапогах и ватнике, несмотря на жару. Он шел семенящей походкой, словно бы с опаской по молодому льду, и при этом старательно отмахивал палочкой.
— Во дает! — вытаращился Гоша. — Девятый день — десяту версту!
Шофер посигналил издали, и старичок остановился, отступил к канаве, поднял руку, с просительной улыбкой глядя навстречу машине. Грузовик съехал с булыжного полотна на грунтовую дорогу, словно намереваясь притормозить, и — промчался мимо на полном ходу. Густое облако пыли накатилось на почтенного путника, он стал чихать, отгоняя пыль обеими руками…