— Каких?
— А вот которые жиром…
Михаил хватает свояка за грудки, но тот жилист, увертлив.
— Ты мне это брось, — багровея от усилий и гнева, выговаривает Сергей Викторыч. — С мной… эти штучки… не проходили.
Они, пыхтя, топчутся возле костра. Дюжий Михаил борцовским приемом вдруг кидает свояка себе на спину, выворачивая ему руку и желая перебросить его, но тот проворно выскальзывает. Тогда он хватает противника поперек туловища.
— Михаил! — раздается от палатки грозный окрик. — Мишка! Отпусти его сейчас же! — Голос заспанный, всполошный, гневный. — С ума сошли! Я сейчас вас обоих живо угомоню!
Голос не оставляет сомнений в решительных намерениях. Свояки разнимаются, отряхиваются, не глядя друг на друга.
— Все ему ясно, — бормочет Сергей Викторыч, застегивая пуговицы рубашки.
— Если б не Валя, — говорит Михаил, дыша, как паровоз, — я б тебе…
— Да где уж там! Одышка вон… Дыши глубже.
Женщина выходит из палатки — в выбившейся из брюк кофте, растрепанная, сильная, разгневанная. Бросает требовательный взгляд на мужа, подходит, поворачивает к себе его лицо, заботливо оглядывает, пихает в грудь его противника:
— Ты что это! Выпил лишку?!
— Ну ладно, — говорит Михаил со смехом и отступает. — Наседка… Квох, квох, мой цыпленочек! Он у тебя тоже не сахар. Он первый начал!
— Только тронь у меня его! Я тебе чем попадя…
— Чего ты? — урезонивая жену, говорит Сергей Викторыч. — Мы так, немножко… Иди спи.
— Вот дураки-то! — дивится она, переводя взгляд с одного на другого. — Из-за чего вы?
— Да вон ему все ясно.
— Он тут умом раскидывал, — ухмыляется Михаил. — Философ!.. Стулья вельветом, понимаешь…
— Это не твое дело, — прерывает его Валентина. — Он хозяин в своем доме. Делает что хочет.
— Иди спи, — застенчиво говорит Сергей Викторыч и ласково проводит ладонью по жениному плечу.
Она еще немного поругивает их и уходит.
— Ох, грозна у тебя женушка! — Михаил сокрушенно мотает головой. — Я даже струхнул. Она б нас раскидала обоих, вот так, ежели что.
И он рокотно хохочет.
— Раскидала бы, — соглашается Сергей Викторыч, тоже смеясь.
— Дураки, — доносится из палатки более успокоенно.
— Нет, моя женушка не шелохнется, не заступится — ни-ни! Моя еще посоветует, как лучше мужа отколошматить!
Свояки опять рассаживаются у костра, подбрасывают дровишек, и словно бы от вспыхнувшего огня оба веселеют, поглядывают друг на друга дружелюбно.
— Слушай, и откуда в тебе вот такая уверенность? — Сергей Викторыч задирает свояка уже беззлобно. — Я ведь не в обиду тебе… На каждый жизненный случай у тебя тотчас готова оценка. И ты мгновенно решаешь, как поступить, что сказать, куда пойти… Почему у тебя так?
— А чего тут не знать! Бьют по морде — давай сдачи. Все ясно. А ведь ты как? Тебе фонарь навесят — будешь размышлять: может, и за дело…
— Верно, буду, — несколько растерянно повторяет свояк. — А если и впрямь за дело, а?
Михаил опять хохочет:
— Во-во!..
— А у тебя что, никогда не бывает в чем-нибудь сомнений?
— В чем, умная голова?
— Ну, мало ли…
— Не бывает! — Михаил рубит рукой. — Черное — это черное. Глупость — это глупость. Враг — это враг. И нечего размышлять. Точка!
— Но как ты определяешь, кто друг, а кто враг? И что черное, а что белое? Объясни, мне это интересно. Ты как-то заранее все решил: то хорошо, это плохо.
Михаил и тут не задумывается:
— А у меня запросто! Дважды два — четыре. Материя состоит из атомов… Ты что, не согласен с этим?
— Смотри ты как… Ну хорошо, с этим-то я согласен. А вот если неправильно сделал что? Оглянуться надо, подумать.
— Зачем это я буду оглядываться? Вот чудак! Неправильно так неправильно, хрен с ним. Если б надо было оглядываться, природа мне на затылке еще один глаз поставила бы. А так у меня оба впереди. Значит, надо глядеть вперед. Вот так.
— А шея зачем?
— Отвяжись, ну тебя!
Михаил неожиданно легко поднимается, выдергивает рубаху из штанов и мигом спускает с себя всю одежду. Она с него, круглого, толстого, сходит разом, как скорлупа с каленого яйца. Голый, грузный, ничуть не смущаясь своей наготы, он похлопывает себя по бокам, подходит к обрыву и вдруг кидается вниз. Вздрагивает литая поверхность реки, волны идут полукружьями, ширясь…
— Эй, свояк! — раздается в ночи. — Иди сюда! Брось ты свои… философии. Фурр!.. Эхма! Вода-то какая! Жизнь-то какая! Эй, свояк!..
ЖЕНЬКА