Парень выпрямился, тряхнул грибами в своей корзинке.
— Это ты из-за них-то? О, бедный старик! Надо же так опуститься на склоне-то дней. Ну и ну… Что ж, надо уважить твою старость.
Он аккуратно высыпал грибы в Аверьянову корзинку, сострадательно заглядывая ему в глаза.
— Ешь на здоровье, отец. И не расстраивайся ты по пустякам, кровь испортишь, нервную систему расшатаешь. Ты успокойся, я уйду.
Если б он сопротивлялся, этот парень, ругался бы или огрызался, Аверьяну было бы легче. Но смотреть с такой жалостью!.. Это было и непонятно, и неожиданно.
— Видишь ли, я просто не знал, что это твой лес. Указателя никакого нет, забора тоже. А если б знал, разве я пошел бы в чужие владения? Ты сам посуди. Значит, все это твое, да?
Парень обвел вокруг рукой. Аверьян сглотнул слюну и утвердительно качнул головой.
— Все ясно, дед, я ухожу.
Он вообще разговаривал с Аверьяном, как с сумасшедшим. Во всяком случае, Аверьян принял бы его слова за насмешку, но глаза парня смотрели печально, сочувствующе, жалостливо. Он даже с сокрушенным видом покачал головой, как качают над безнадежно больным, обреченным на смерть.
Аверьян проводил его глазами, некоторое время слушал, как парень, удаляясь, шуршал кустами, потом поискал взглядом, на что бы сесть. Сесть было не на что, и он примостился на краю своей корзинки, тяжело навалясь на палку. Соперник ушел, но это не принесло Аверьяну облегчения. Собирать грибы тоже расхотелось. Он долго сидел задумавшись.
Впервые Аверьян вышел из леса с неполной корзинкой. На опушке исподлобья огляделся, словно боясь и теперь встретить грибника в синем берете. «Где-то я его видел. Не помню… Ну их, все они, нынешняя молодежь, друг на дружку похожи. Старших не почитают…»
Он припомнил вдруг все неприятные события нынешнего дня: и брань жены, и насмешку соседа Митьки, и опять этого парня. «Все против меня, — подумал он, затравленно озираясь. — Сговорились, что ли?..»
РЫЖИЙ ИЗ МЕХАНИЧЕСКОГО ЦЕХА
Машина застряла на самом безобидном месте: ночью прошел дождь, и теперь, поутру, грунтовая дорога местами как намыленная; тут и там стоят в колее лужи — они высохнут к полудню, а чуть позднее станет даже пыльно, но пока… На повороте по едва заметному склону грузовик занесло чуть в сторону, и колеса завертелись вхолостую. Мотор надрывно взревел, синий дым из выхлопной трубы поплыл в кусты и в ближние разлапистые ели, жидкая грязь облепила придорожную листву и хвою, мелко задрожал кузов, однако — ни с места.
Голос из кабины и злой и повелительный:
— Подтолкнуть надо!
Нас в кузове человек двадцать, а слезать не хочет никто. Не из-за лени, а потому что, спрыгнув, непременно угодишь или в лужу, или в грязь; мы же все еще домашние, чистенькие и такие нарядные, словно не на пустошь подшефного колхоза едем, а на чью-то свадьбу или на фестиваль. Оглядываемся друг на друга, улыбаемся, каждый думает: авось как-нибудь справятся без моей помощи.
Шофер, распахнув дверцу, заглядывает под колеса и газует, газует со зла, но от этого мало проку, более того: грузовик медленно, но неуклонно сползает в канаву с ярко-желтой водой.
Пока мы медлили, один из нас, рыжий, длинный, с лимонными конопушками на шее и на плечах, — я встречал его в механическом цехе на участке фрезерных полуавтоматов — спрыгнул, наломал елового лапника, накидал под колеса и стал толкать сзади.
— Давай-давай! — азартно кричал он, налегая плечом на борт кузова, и нам было видно, как от натуги набухают вены на его веснушчатом лбу. Он даже похорошел от своих героических усилий: лицо налилось полноценным румянцем, тверже проступили скулы, веснушки исчезли, словно потонули, как звездочки на заре.
— Еще рраз!
Уступая его бешеному натиску, машина медленно поползла вперед и вдруг рывком взобралась на бугор, на сухое место; рыжий поскользнулся, нелепо замахал руками и чуть не упал — это был прямо-таки цирковой номер, который мы приветствовали общим хохотом. Рыжий не без труда догнал нас, потому что грузовик уже набирал скорость, перемахнул через борт; на нас он не глядел, хотя явно не был раздосадован нашим смехом.
— Тут и трактора не надо, — подвел я итог происшедшему. — Товарищ подтолкнет сзади, и порядок!
«Товарищ», возбужденный, разгоряченный, уселся у борта и щелчками стал сбивать с пиджака и штанов комочки прилипшей грязи, внимательно поглядывая по сторонам, словно хотел запомнить дорогу, по которой нас везли.