Машина остановилась у одинокого сарая, возле которого врыты в землю грубо сколоченный длинный стол и скамьи; рядом большая куча золы, головешки, закопченные ведра, котел, кладка березовых плах и чурбанов. Вокруг широко простираются луга, заросшие редкими кустами; маленькая деревня едва видна, а в отдалении со всех сторон лес и лес. Половина этого огромного луга от леса с одной стороны до деревни с другой уже гола, и на ней стоит недавно сложенная скирда сена. Вторая половина заросла травой или расчерчена кривыми валками скошенной и уже подсохшей травы.
Сено оказалось и в сарае, толстым слоем, основательно утоптанное и умятое. Видно, на нем ночевала предшествовавшая нам смена — это она воздвигла огромную скирду на лугу. Надо полагать, славно они тут пожили!
Наша машина уехала, и мы некоторое время осматривали сарай и столовую под открытым небом.
— Что, и это все? — весело вопрошает Клава. — И тут мы должны жить? А где кресла, диван, кровать с пуховой периной?
Ей ответили смехом.
— Где телевизор, ванна и, простите меня, где здесь санузел?
— Полный дискомфорт и совершенное отсутствие всякого сервиса, — заключил я и заслужил заинтересованный взгляд Нади, а Люся Криницына покосилась на меня иронически: опять-де Котельников к месту и не к месту щеголяет терминами!
Рыжий тоже осматривался, но молча и деловито. Он подошел к дровяной кладке, поставил один чурбан на попа, вытащил откуда-то топор, несколько секунд цепко, зорко присматривался и вдруг со страшной силой ахнул топором. Чурбан, крякнув, раздался надвое, и рыжий, напрягая мускулы, разделил половинки руками.
— Титан! — восхитился я. — Антей, раздирающий пасть льву!
Надя опять посмотрела на меня благосклонно.
— Геракл, удушающий змея!
Рыжий поставил плаху стоймя, и секунду спустя та раскололась словно сама собой. Поставил четвертушку — и два полена поскакали по траве в разные стороны, как живые.
В эту минуту я невольно позавидовал рыжему: уж больно лихо и сноровисто у него получалось.
Мы расположились кто где, однако солнышко вынудило спрятаться в тень: одни уселись под разросшимся кустом бредины, другие ушли в сарай, девчата и я с ними легли у стены снаружи. Только рыжий махал топором на солнцепеке.
— Дурака работа любит, — пробормотал я как бы сам себе и опрокинулся на спину: любимое занятие — наблюдать за облаками.
Людочка и Лидочка засмеялись, потом стали шептаться; я краем глаза вижу: они то и дело поглядывают на рыжего. Да и Надя тоже…
Рубаху он скинул, работает не спеша, как бы с ленцой или с раздумьем, словно наслаждается, вкушает, смакует дорогое удовольствие. Все это пижонство, и больше ничего, иначе говоря, мужское кокетство: нате посмотрите, какой я трудолюбивый, да сильный, да умелый. Знаем мы эти штучки! Если б не было с нами девчат, если б не Надя, он сейчас смирно лежал бы в тенечке, как все, и подремывал.
Дядя Вася и Данилыч, покуривая, наблюдают за его работой, одобрительно переговариваясь:
— Ничего, получается… Ишь, он не просто так, не силой берет, а приглядывается к слою, к трещинам…
— А я что говорю! Топор держать может…
— Видно птицу по полету, добра молодца по соплям, — добавил я.
— Дядь Вась, чего расселся! — подзадорила Клава. — А ну, покажи и ты удаль молодецкую. Выходку покажи!
— Да я уж показывал, — отозвался тот. — Только давно это было.
— Теперь он у пивного ларька показывает, — уточнил добродушный Данилыч.
Клава без лишних церемоний сняла кофту, сидела в юбке и белом с кружевами лифе, даже подол юбки подобрала повыше, чтоб колени у нее загорали. Раздевается и толстуха Шура, осмелели и девчата.
— Девки, — говорю я им по-свойски, — вы хоть не забывайте, что тут мужчины есть.
— Где? — удивилась Клава и с преувеличенным вниманием оглянулась вокруг.
Судя по всему, мужчин возле сарая она не обнаружила. Пора уже и возмутиться:
— А я?!
— Это еще надо проверить.
— Дядь Вась! Издеваются над нами, мужчинами. Что делать?
— Там видно будет, — отзывается смирный дядя Вася.
Рыжий накидал уже большую груду поленьев, воткнул топор в плаху и подошел к нам:
— Ну что, может, пойдем поработаем, а? Сено нужно ворошить. Солнышко-то вон где! В сарае грабли и все прочее…
— Ты иди, мы тебя догоним, — дружески говорю я ему, и девчата поддержали меня смехом.