Кто же виноват, что они такие смешливые!
Рыжий берет в сарае грабли и уходит.
— И правильно! — напутствую я его. — Каждому по способностям. А мы, пожалуй, пойдем искупаемся. Тут, мне говорили, речка неподалеку есть. Если, конечно, ее не упразднили или не закрыли на переучет. Пошли, девчата!
Когда мы вернулись, у костра уже хозяйничала повариха. Пламя вылизывало закопченные бока чугунного котла, из которого пахло свежей картошечкой и еще чем-то весьма ароматным.
Дядя Вася с Данилычем мирно спали в тени сарая, а неподалеку от них столь же мирно пасся привязанный к кусту серый толстенький барашек; он пощипывал траву и, быстро-быстро жуя, внимательно поглядывал в нашу сторону.
— Ну вот! — обрадованно заявил я. — Суп с бараниной нам обеспечен!
Надя, смеясь, оглянулась, и взгляд ее меня сильно порадовал. Люда и Лида захихикали, поглядывая то на меня, то на барашка.
— Мяса пока нет, — извиняющимся тоном сказала повариха. — Но завтра будет обязательно.
Это была приветливая деревенская старушка в платочке и цветастом переднике.
— Ничего, мы пока похлебаем с баранинкой вприглядку, — я подмигнул барашку, и, кажется, он сделал то же самое мне в ответ. Очень смышленая скотинка.
Люда и Лида подошли к нему, присели на корточки, стали кормить булкой из своих домашних запасов. Барашек совсем ручной, смешно и охотно бодался и так же охотно давал себя погладить.
— Глядите-ка, — удивленно вымолвила Надя, указывая кивком головы: невдалеке на лугу неустанно махал граблями рыжий.
Половина большой площади, окаймленной ольховыми кустами, топорщилась клоками сена и была чуть темней, вторая половина еще не тронута; между ними и ходил рыжий, взмахивая граблями; дошел до края, повернулся к нам спиной и стал удаляться, двигаясь размеренно, словно танцуя. Рубаху он повязал вроде фартука, спина пламенела от загара ли, от жары ли.
— Неужели это он один столько? — удивилась и Клава.
— Красные штаны ему за хорошую работу! — объявил я.
— Надо бы и нам идти, — нерешительно сказала Надя, но тут хозяюшка у костра пригласила нас к столу: перекусить чем бог послал.
Рыжий пришел, когда мы все уже сидели за столом и ели суп из картошки и перловки, заправленный жареным луком. Воображение наше, пожалуй, нарисовало более богатый обед, а за столом нас постигло разочарование. Теперь мы просто для виду болтали ложками, чтоб не сильно огорчать повариху. Все-таки и совесть в нас не молчала: хорошего обеда мы не заработали. Другое дело рыжий…
А тот от еды ни на что не отвлекался, быстро покончил с первой миской и попросил добавки. Старушка повариха просияла. Она вообще старалась услужить ему: то хлеб подвинет, то блюдо с картошкой, то вилочку подложит, а он принимал это как должное. Хозяин, кормилец, мужчина.
Мы же сидели и переглядывались. Стоило сказать что-нибудь вроде: «Что значит поработал человек!» — как тотчас раздавался дружный смех. Рыжий иногда обводил нас взглядом то ли с удивлением, то ли с недоумением. Он явно не понимал нашей веселости или просто не принимал ее.
— Перекур с дремотой! — объявил дядя Вася, вылезая из-за стола. — Послеобеденный отдых.
И мы улеглись в тени сарая на прохладной травке.
Рыжий работать не пошел; он расположился тут же, рядом с нами, разве что не в центре компании, а чуть-чуть в стороне, наособицу все-таки. Толстушка Шура бросила в него соломинку, и та ткнулась ему прямо в живот, отчего мы все долго давились и постанывали от смеха.
— Ну дайте же человеку спокойно переварить суп! — возмутился я.
Рыжий никак не отзывался на наши провокации. Отдохнув немного, он встал и молча ушел. Мы смотрели, как он с граблями на плече шагал по лугу и там, меж кустов, опять стал методично переворачивать пласты сена.
Трава, скошенная, должно быть, вчера утром, лежала на огромной площади вокруг нашего сарая до леса, до реки и дальше. Сверху она уже высохла и выцвела, а копнешь — внизу зелень. Конечно, ее надо было срочно ворошить, благо день стоял хороший, а из-за жары идти никуда не хотелось. Однако и лежать было как-то не по себе: неутомимо махающий граблями рыжий словно бельмо на глазу.
Досадливо покряхтывая, поднялся дядя Вася. Данилыч тоже встал, посмотрел в сторону рыжего, поплевал в ладони. Засобирались и Люда с Лидой, и Криницына Люся отложила книжку Альфреда де Мюссе под названием «Исповедь сына века». Надо же, и сюда книгу прихватила!
— Пойдемте, чего там, — сказала Клава и поднялась.
— По-моему, вы немножко порыжели, граждане, — ворчу я, задетый тем, что бригада не ждет моей команды, а это значит, выходит у меня из подчинения.