То, что Зачетов, суровый казак с окладистой пышной бородой, с Терека, было видно невооруженным глазом. На нем любезная моему сердцу черкеска, на узком поясе кинжал, а осанка такая горделивая, какая всегда отличала мужественных гребенцов, если верить историку Василию Александровичу Потто. Его книгу «Два века терского казачества» я зачитал до дыр.
Все понятно: Рерберг никакой не командир, а наглый узурпатор. Не люблю самозванцев, хотя сам такой (может, поэтому и не люблю?).
— Антон Петрович! Объяснитесь!
Прапорщик еще больше смешался, уронил голову:
— Отправлен в сикурс господину Волкову, ибо в старшей мушкетерской роте кадетского корпуса учился работать с картой, делать топографическую съемку местности. А в поход скомандирован еще в Петербурге вместе с несколькими молодыми офицерами. Простите.
— Мне в помощь? — вскочил со стула Федор Исидорович. — Насколько мне известно, кадеты в корпусе учили все что угодно, вплоть до драматического искусства, кроме того, что потребно знать человеку, выбравшему военную стезю.
Рерберг снова покраснел.
— Так было при директоре Ангальте, — поспешил он пояснить. — А когда явился его высокопревосходительство генерал от инфантерии Михаил Илларионович, из нас стали делать настоящих офицеров. Он так нам и сказал на окончание корпуса: «Господа, вы не полюбили меня за то, что я сказал вам, что буду обходиться с вами, как с солдатами. Но знаете ли вы, что такое солдат? Я получил и чины, и ленты, и раны, но лучшею наградою почитаю то, когда обо мне говорят — он настоящий русский солдат».
— Похвально, что вы помните такие священные слова! — вмешался я. — Но совершенно не время предаваться воспоминаниям. Федор Исидорович, займитесь прапорщиком, он в полном вашем распоряжении. Я же с унтерам-офицерами, с вашего разрешения, пошепчусь.
— О, горе мне! Я не родился под сенью огромного родословного дерева! — патетично воскликнул Волков.
Ого, оказывается наш сухарь не чужд лицедейства и чувства юмора. Ведь он явно потешается над дворянской спесью прапорщика. Думаю, коллежский секретарь быстро скрутит Рерберга в бараний рог. Я надеялся, что бывший кадет послужит нянькой ученой голове, но, похоже, все будет наоборот.
— Федор Исидорович! Полагаю, вы быстро споетесь, — подытожил я и пошел знакомится с пополнением.
Прибывшие казаки принялись устраиваться на новом месте, знакомиться с моими казачками, а я устроил мини-совещание с унтер-офицерами. С донцами, ожидаемо, все оказалось точно также, как с моей первой командой — полный разнобой с точки зрения оружия. Я тут же увеличил количество запрашиваемых карабинов и про остальные пункты не забыл — отряд же теперь вырос втрое, до полной сотни.
А вот гребенцы порадовали. Были вооружены кавказскими ружьями мелкого калибра, но дальнобойными, и, что особо порадовали, они умели их перезаряжать на скаку. У дагестанцев-тарковцев научились, с которыми постоянно воевали. С надтеречными казаками вылезла другая проблема. Они привыкли воевать в лесах, степь их не то, чтобы пугала, но эффективность, как они честно признались, значительно падала. Я решил определить их в арьергард, на защиту обоза. Слава богу, меня поняли правильно — то было не умаление их способностей, но особое доверие, ибо степняки привыкли всегда нападать с тыла и именно на обоз. Он был самым уязвимым местом в степном походе.
Разобрался с оргвопросами и отправился к Платову отстаивать свои хотелки и получать последние указания. Пропустили меня к нему без задержек — судя по прибывшему пополнению, о глубоком степной рейде для разведки дороги знали все, кому положено. И со списком все получилось отлично — так всегда бывает, когда начальству что-то очень-очень нужно от своего подчиненного.
— Пойдешь, Петро, к корпусному квартирмистеру и все у него получишь, — обрадовал меня Матвей Иванович, подмахивая своей подписью мой запрос. — Выступай тотчас же. И слушай мой приказ.
Он выдал мне длинное наставление из многих пунктов, продублировав его бумагой. В нем о многом было сказано, любую мелочь постарались учесть. И о порядке следования на марше, и о стычках с противником, и даже о делах политических. Платов дописал пункт о тренировках с ружьями, раз уж я делал ставку на огневой бой: «Мишенной стрельбе обучать на привалах, за неимением досок стрелять в земляной вал».
Об организации лагеря было сказано так:
«Поланки в поле на привале устраивать по примеру легких турецких ретраншементов[11]. Секреты держать строго. Караульным в секретах наказать для вернейшего застреливания противных наездников стрелять когда хотят без приказу».