— Да и нет у нас свежих лошадей, Петр Василич, — продолжил Данила. — С отравившимися послали.
— Отправляй, какие есть. Счет на минуты идет.
Насчет минут я погорячился. Гонцы уехали, оставшиеся зарядили ружья, проверили снаряжение, я указал, кому где какие позиции занять — хивинцы не сдвинулись с места. Десять минут, двадцать, сорок — ничего не поменялось, несмотря на бешено крутящиеся стрелки условного хронометра. Я уже начал сильно горевать, что не развернул отряд, за неполный час мы бы прилично сумели оторваться. Или наоборот? Стоило бы нам тронуться всей гурьбой, и мы спровоцировали бы атаку, шансов выжить в которой не было никаких?
— Фата-моргана! — громко пробормотал Волков, энергично протирая глаза[21].
— Что? Что вы говорите? — немного резко ответил я, нервы были натянуты тугой струной, взгляд был скошен на моих людей, с редким хладнокровием готовившихся к бою.
— Сами смотрите!
Я повернул голову к вражескому войску.
Его не было!
Исчезло!
— Что за чертовщина⁈ — раздались громкие крики среди казаков. — Куда подевались басурмане⁈
Мираж!
С миражами мы сталкивались постоянно и уже замучились реагировать на появление вдали то озера, то цветущего оазиса со струящимися ручьями. Но чтобы такой! В таких подробностях и объеме! Так долго!
Я выругался нецензурно. Про себя. И ведь уже успел гонцов выслать к Платову.
Конечно, нам ничего не стоило развеять морок, просто приблизившись к нему. Но пусть кто-то другой поищет дураков скакать навстречу вражескому войску во время военных действий!
«Учкудук, три колодца, защити, защити нас от солнца», — сердито напевал я, разглядывая именно три колодца урочища Уч-Кудук. Ага, держи карман шире — ни черта они нам не помогут, вода в них дрянь и годится только лошадям.
Это урочище не имело никакого отношения к городу, воспетому в песне «Ялла» — тот располагался в центре Кызылкум, а это на дороге, ведущей к хивинскому городу Куня-Ургенч в самой южной точке Айбугирского залива. «Уч» — три, «кудук» — колодец. Этих учкудуков, по большему счету, видимо-невидимо в хивинском ханстве. Например, в урочище Касарма, где три неисчерпаемых колодца с чистой родниковой водой буквально поставили на ноги самые пострадавшие от жажды полки.
Колодцы, колодцы… Сколько их прошло перед моими глазами, уже со счета сбился. Рукотворные, кои казаки сами рыли неподалеку от моря, как в урочище Исин-Чагыл. Заброшенные, с тухлой водой, которые пришлось чистить. Двухсаженные ямы без какой-либо каменной одежды, наполненные зеленой мутной жидкостью, в которой с трудом можно узнать воду. Резервуары с отверстием в виде приподнятого на сажень цилиндра — в таких иногда приходилось спускаться вниз и черпать воду ведром или черпаком. С чистой пресной водой (реже) и соленые, да еще и с привкусом извести (гораздо чаще). Встречались и такие, горькую воду из которых пили только животные. Впрочем, к концу перехода по Усть-Юрту они начали пить и морскую — то ли привыкли к соленой, то ли из-за воздействия Аму-Дарьи, впадающей многими рукавами в Арал, вода стала пригоднее для утоления жажды. Если позволял спуск с чинка, лошадей и верблюдов сводили вниз, и они бросались на мелководье, в то время как сопровождавшие их казаки гарцевали вокруг и били пиками щук и осетров. Икрой наелись… Прямо как таможенник из Белого солнца пустыни — «видеть ее, проклятую, не могу»…
В крепости Девлет-Гирей после двухдневного отдыха было принято решение произвести рокировку. Измученный полк Белого и тех, кто шел за ним следом, отозвали сюда из пустыни и оставили отдыхать. Подходившие второй, третий и последующие эшелоны оставляли там же своих заболевших, число которых неуклонно росло. Далее значительно поредевшие полки спускались к морю, все более сокращая между собой дистанцию, и продолжили движение в узком дефиле шириной в 150–200 саженей между нависающим клифом Усть-Юрта и береговой полосой. Они шли на мыс Урга — настоящий оазис на берегу отделенного от Арала узкой протокой озера Судочье, где в изобилии водилась рыба, берега густо заросли камышом и куда даже приезжали отдыхать богатые хивинцы, как ростовчане на Левбердон. Наш основной отряд ждала крепостица Джан-Кала — убогое укрепление, полузанесенное песком и со столь примитивными стенами, что его защитникам нужно было встать на колено, чтобы выстрелить из-за зубца. Весьма сомнительное препятствие для нас, зато многочисленные ночные огни у его стен подсказали, что не менее двух тысяч степняков готовятся дать нам отпор.
21
Не спешите нас ругать за авторский вымысел. Точно такая же ситуация приключилась с мангышлакским отрядом, переходившим Усть-Юрт в 1873 г. Войска, обнаружив неприятельскую партию, построились в каре, зарядили орудиями гранатами и ждали нападения 45 минут, пока мираж не развеялся.