Правитель северных земель зарыдал, повалился на прохладное бледно-голубое майоликовое полотно. Его молчание стало ответом.
Хан повелительно дернул пальцем. Куш-беги унесли. Вскоре из -за двери послышались жалобные крики.
В зале стало еще тише, тишина наполнилась жутким эхом только что произошедшего. Советники сидели, словно окаменевшие, боясь пошевелиться, боясь поднять глаза на хана. Каждый чувствовал холодную сталь страха, приставленную к собственной глотке.
Хан Аваз-инак вытер выступившую на лбу испарину тыльной стороной ладони, тяжело дыша. Ярость немного отступила, уступая место холодной, расчетливой злобе. Он оглядел оставшихся. Их лица выражали смесь ужаса и готовности подчиниться любой его воле.
— Продолжим, — произнес он жестко, и тон его не оставлял сомнений. Ужас только что пережитого был лишь началом настоящего кошмара. — Урусы близко. Если они окажутся Кунграде, значит, до столицы им останется… несколько дней пути. Не больше недели, если туркмены не преподнесут им неприятностей.
Его взгляд остановился на одном из советников, старом, мудром накибе в белоснежной чалме, хранителе казны, отвечающем, в том числе, за городское хозяйство.
— Что с запасами? — спросил хан. — Хива готова к осаде? Наши стены… они крепки, но смогут ли выдержать пушки урусов? У них наверняка есть большие орудия.
Юсуф-Ага прокашлялся, его голос был ровным, но в глазах читалось беспокойство.
— Запасы зерна… есть, господин. Но не надолго. Месяца на два, не более, если придется кормить все население города. Скот… большая часть в степи, в горах на дальних пастбищах. Вода… В городе вдоволь колодцев, в Куня-Арке есть свой источник.
— Все, что за стенами, должно стать непригодным для врага! — перебил хан. — Срочно отправьте людей! Все колодцы за стенами, все источники в дне пути отравите! Соберите всю еду из окрестных селений! Сгоните скот, какой успеете! Всех, кто сможет держать оружие — на стены! Кто не сможет — пусть роют и чистят рвы. Охрану у ворот усилить туркменами[26].
Никто не посмел поправить Аваз-инака и подсказать, что в отравлении колодцев нет никакого смысла, когда у захватчиков в пятидесяти верстах широкая Аму-Дарья, питающая многочисленные арыки, что вреда от такого действия будет куда больше для мирного населения, чем для противника. Железный кол во дворе крепости не один, незачем искушать судьбу. Хан ходил по залу, выбрасывая слова, как камни. Советники спешно делали пометки на свитках, кивали, стараясь выглядеть исполнительными. Но в их глазах читалась растущая тревога. Урусы у порога ханства… это меняло все. Это была не просто угроза, это была молниеносная атака, к которой никто не был готов.
Тучный визир с печальными глазами любителя гашиша и опиума, робко привлек к себе внимание.
— Владыка… а что с гаремом? С… с вашими сыновьями? Наследниками?
Хан резко остановился. Этот вопрос был неизбежен, но он не хотел его слышать. Его сыновья, его жены, его дочери… его кровь. Символ его власти и будущее династии. Оставить их здесь, в обреченном городе? Или…
Его лицо снова стало жестким, приобретя то выражение сосредоточенной воли, которое отличало его в моменты принятия самых важных решений.
— Эльтузар и Мухаммад-Рахим останутся со мной. Остальные… Их… — начал хан, и пауза наполнилась тоскливым предчувствием. — Их отправить в тайное место в горах. Ты, Кул-Мухаммад, его знаешь — пусть скроются там. Никто… слышите? Никто не должен знать, где они.
Хан Аваз-инак еще раз оглядел свой Диван, лица, на которых застыла смесь страха и покорности. Лишь один чиновник, мехтер, правитель южных земель и ответственный за внешние сношения, осмелился подать голос.
— О, райский сад счастья! Дозволь твоему рабу дать совет.
— Говори!
— Нужно отправить к урусам посла-йэлчи с предложениями, обещать им золотые горы, богатое угощение, щедрый бакшиш. Кто знает, быть может, они позабыли о судьбе Девлет-Гирея и купятся на нашу уловку?
Хан благосклонно кивнул.
— Подготовь письмо! Напиши им, что не я с ними воюю, а непокорные мне туркмены. Можешь пообещать им голову Сары Джатова, если цель их прихода — покарать мятежного киргиза. Я дам им много золота и еще больше серебра, лазурит и бадахшанские рубины, если они уберутся в свои снежные равнины.
Накиб сполз с подстилки из нескольких кошм, опустился на колени и пополз к хану. Повелитель удивился, но позволил приблизиться к себе второму человеку в государстве. Юсуф-Ага поднялся на ноги и жарко зашептал в ухо Аваз-инаку:
26
В Хиве того времени квартальных стражей называли мирабами. Охрана ночью ворот цитадели была поручена четырем пайшабам, которые обязаны всю ночь стоять в карауле, а «младшие сторожа, а их у каждого главного восемь, т.е. всего 32, исполняющие одновременно обязанности палачей, обходят город и хватают всех, кто показывается на улице позже часа пополуночи».