— Истинная правда! — перевел его слова толмач.
— Петя, — ласково окликнул меня Матвей Иванович. — Дай-ка этой хивинской скотине в крестец сапогом от всей души!
Я на мгновение замер, пораженный «тонкостью» атаманского диппротокола, но приказ есть приказ.
Хрясь!
Неплохой вышел у меня удар пыром! Точно в копчик!
Посланник тонко завизжал, рухнул лицом к сапогом Платова. Атаман тут же взгромоздил один из них на повинную голову, лишившуюся и тюрбана, и скрывавшейся под ним тюбетейки.
— Переведи ему! — спокойно обратился генерал-майор к переводчику. — Как мне верить словам твоего инака, коль мои люди перехватили его приказ вождям йомутов начать партизанскую войну и мучить нас набегами?
Дюжа для достоверности потряс привезенным мною листком, покрытым арабскими письменами.
Йэлчи зарыдал, размазывая сопли по холеному откормленному лицу.
— Забирай его, полковник, — брезгливо махнул. — Да хорошенько допроси. А будет упираться, ты ему ухо отрежь. Очень эти басурмане за свои уши трясутся[28]!
Начальник разведки схватил за шиворот хивинца и поволок его из шатра.
Платов махнул мне, чтобы я подошел поближе.
— Ну, здравствуй, Петр! Рассказывай, как там на юге. Есть, чем старика порадовать? Только давай без своих миражей, лады?
Я широко улыбнулся. Быть добрым вестником всегда приятно. Такому и награда всегда положена, а я и не сообразил, какой царский подарок мне сделали полковники.
— Разрешите доложить, господин генерал-майор, что силами трех полков авангарда полностью повержена неприятельская партия числом не менее двух тысяч человек. Захвачена большая добыча, а в близлежащих кишлаках — множество верблюдов и провианта.
Когда я рассказал атаману про большую добычу, не стал акцентировать его внимание, что и на поле боя, и в кишлаке йомутов мои казачки про себя не забыли и неплохо прибарахлились зипунами, вернее, их обрывками. Поотрывали с туркменских халатов и кафтанов шелковые, парчовые и хлопковые тряпки. На мой вопрос, а на фига, мне популярно разъяснили: на корпию и бинты.
Разумно, и этот ответ запустил поток мыслей у меня в голове на тему полевой медицины. Приближались серьезные схватки и штурмы, так ловко, как под Куня-Ургенчем у нас выйдет далеко не всегда. Пока был поход, казаки лечились самостоятельно прихваченными из дома травками и… голодом, ибо самым распространенным диагнозом была дизентерия от гнилой воды. А как решается вопрос с колотыми и резаными ранами, с извлечением пуль? Поспрашивал и неожиданно выяснил, что главным ответственным за лечение в сотне казаки выбрали Козина как самого старого и бывалого. То есть, на него рассчитывали, что он и заштопает, и кости сложит, и осколки извлечет, и пулю вытащит, если глубоко засела — а если нет, то сам пострадавший ее выковорит пальцами или ножом. У Козина был некий запасец сданных ему трав, в основном, «ешмана», степной полыни, которую считали лекарством от многих болезней.
Пришел черед расспросов урядника, и, честно говоря, Никита меня удивил своими познаниями. Например, он промывал раны чистой водой или водкой, а имевшиеся у него щипцы или специальный нож — в крепком солевом растворе, выходит, что-то соображал в дезинфекции, даже не зная о бактериях. Зашивая глубокую рану, оставлял в ней конский волос.
Зачем?
Урядник доходчиво объяснил:
— Ежели гной появится, он по этому волосу наружу выйдет, а не будет в нем нужды, так сам выпадет или вытащу легко.
— А чем ты зашиваешь, какой нитью?
Никита удивился моего вопросу — какая под руку попадется, такой и зашьет.
— Чудак ты человек, — попенял я ему. — Мы с тобой где? В Хазарии. Тут шелк-сырец водится, а лучше его нити для зашивания раны не найти.
Козин сбил на затылок папаху.
— Откуда ты только все на свете знаешь, Петр Василич? Вроде, молодой, а ума палата! Надо на майдан сбегать, да прикупить ентой нити на всю сотню.
— Ты не торопись. Разговор не закончен.
Я продолжил расспросы и был несколько шокирован некоторыми методами урядника. Нет, в рассказе про пользу меда и сливочного масла у меня сомнений не был, но как относится к такому способу остановки сильного кровотечения, как приложение к ране куска земли, завернутого в паутину, а к гнойной — смеси из пороха с свиным салом или заячьей шкуры? Не порадовали меня и методы оказания экстренной помощи. Казаки своих никогда не бросали: если ранят побратима в бою, сразу бросятся к нему и вынесут из боя. А дальше? Вот с «дальше» все сложнее. Если в кармане, а не в суме на седле, завалялась тряпица, перевяжут. А не нашлась, начнут рубаху рвать на ленты, жгут наскоро из сыромятного ремешка сообразят.
28
Мусульман верят, что правоверного за уши утаскивают после смерти в рай. Поэтому лишение даже одного уха казалось им ужасным несчастьем. Обычай отрезать уши у убитых, принятый в старину у османов и других восточных владык, был не только способом вести подсчеты, но и имел под собой еще и религиозно-оскверняющую основу.