Принадлежность родителей Рисаля к принсипалии удостоверяется не только сдвоенной фамилией: отец имеет право на обращение «дон», а мать — «донья», и это право ревниво оберегается. Но так их именуют только нижестоящие крестьяне, которым Меркадо сдают землю в субаренду, для испанцев же они остаются «индейцами».
Дон Франсиско Меркадо ведет свой род от китайца, в 1690 году переселившегося на Филиппины, женившегося на христианке и принявшего крещение. Потомки этого переселенца быстро ассимилировались и занялись торговлей. Отец и дед дона Франсиско дослужились до высшего доступного филиппинцам чина гобернадорсильо («маленького губернатора») и носили трость с серебряным набалдашником — символ власти. Дон Франсиско первым в в семье оставив торговлю. Он был младшим сыном и мог рассчитывать только на себя, ибо его доля в наследстве была незначительной. Он перебрался в Каламбу, и скоро природная смекалка и честность в делах обеспечили ему успех. Через несколько лет он стал самым преуспевающим дельцом Каламбы. Дон Франсиско построил двухэтажный каменный дом (таких в Каламбе всего четыре) рядом с городской площадью, на которой стоят церковь и здание муниципальною правления. Это тоже верный признак благосостояния, ибо на Филиппинах о статус? человека можно судить по месту жительства — чем ближе к центру, тем он выше.
Дон Франсиско не совсем обычный филиппинец. Он сдержан и молчалив, и если считает, что говорить не о чем, может молчать целыми днями. Он прежде всего человек дела и детей воспитывает не столько поучениями сколько личным примером. Не терпит неаккуратности, семья знает, это, и все ведут себя чинно и благопристойно: встают в одно и то же время, минута в минуту собираются за обеденным столом (любая небрежность в одежде недопустима), беспрекословно выполняют распоряжения старших. Нарушение раз и навсегда заведенного порядка карается неодобрительным взглядом дона Франсиско, а это страшнее, чем ругань или рукоприкладство, на которые, надо сказать, филиппинцы не скупятся для наставления малолетних.
Дон Франсиско уважаемый член принсипалии, но не илюстрадо. Его образование ограничивается несколькими классами школы, откуда он вынес кое-какое знание латыни. Зато его жена, донья Теодора, — блестящая представительница этого недавно появившегося на Филиппинах слоя образованных людей. Ее предки тоже были гоберпадорсильо, а родители дали ей лучшее по тем временам образование. Опа окончила колледж святой Розы в Маниле, великолепно говорит по-испански[3], знает испанскую литературу, и — что совсем необычно для того времени — неплохо разбирается в математике. Впоследствии ее великий сын так писал о ней: «Моя мать — женщина высокой культуры. Она знает литературу и говорит по-испански лучше, чем я. Она даже правила мои стихотворения и давала мне мудрые советы, когда я изучал риторику. Она математик и прочла много книг». Поэтому воспитание детей ложится прежде всего на нее.
А детей у них много, и все в Каламбе видят в этом верный признак благоволения высших сил. Ибо, по филиппинским понятиям, счастье означает прежде всего высокий статус, здоровье и многодетность. (В понятие счастья филиппинцы не включают богатство — оно есть производное от трех основных компонентов.) Всего детей одиннадцать — девять дочерей и два сына. Хосе — седьмой ребенок. У него пять старших сестер — Сатурнина, Нарсиса; Олимпия, Люсия и Мария, старший брат Пасиано и четыре младших сестры — Консепсьон (умерла в младенчестве), Хосефа, Тринидад и Соледад. И это очень хорошо для Хосе (или, как зовут его в семье, Пепе): о нем есть кому позаботиться и сам он может проявить заботу о других, то есть выработать то качество, которое превыше всего ценится филиппинцами, — тесная солидарность в своей группе[4]
Филиппинцы знают, что лишь родственный коллектив, семья есть защита и убежище от всех невзгод, прочие же установления — государственная власть, закон, перед которым якобы все равны, и т. п. — принесены чужеземцами и служат только им. Выживание гарантирует не безличный закон, а круг лиц, которых филиппинец считает своим, прежде всего семья. Чем она больше, тем лучше — тем больше у человека защитников. И неважно, если в семье много девочек: на Филиппинах, как и во всем малайском мире, статус женщины очень высок и дочери не менее желанны, чем сыновья[5].
Семья — единое целое, она всегда готова прийти на помощь любому своему члену, сколь бы незначительное место он ни занимал, «Боль в мизинце ощущается всем телом», — гласит филиппинская пословица, что означает: семья за всех в ответе, в ней нет и не может быть члена, судьба которого была бы безразлична другим. Но это единое целое строится строго иерархически. Непререкаемым авторитетом пользуются родители, чье слово — закон, чья воля — то же самое, что воля высших сил. Ибо филиппинцы ценят родителей не за то, что они их воспитали, поили, кормили и учили (об этом они, правда, тоже не забывают), а прежде всего за то, что они дали сыну или дочери жизнь, «Не будь их, и тебя бы не было», — говорят филиппинцы, требуя почтения к родителям. Родители — податели жизни, самого высшего блага, и взамен им следует платить любовью, уважением, преданностью. Иначе ты неблагодарный человек, а с такой репутацией не проживешь: филиппинцы могут простить многое, но никогда не прощают неблагодарности.
Столь же обязательно повиновение старшим братьям и сестрам. Считается, что, родившись раньше, они как бы освободили место индивиду («Не родись они раньше, и ты бы не родился»), а потому рассматриваются как косвенные податели жизни, за что их следует чтить.
Все это Пепе твердо усваивает в семье, и много позднее, приобщившись к европейской культуре, не отступит от филиппинских обычаев: по-прежнему чтит родителей, старших сестер и брата, но и сам по праву требует почтения от младших (письма к старшим он заканчивает традиционной формулой: «Ваш слуга целует вашу руку», но и младшие сестры не должны ее опускать в своих письмах к обожаемому Пепе — этого он не прощал).
Семья дона Франсиско и доньи Теодоры, по филиппинским представлениям, была счастливейшей семьей. Крестьяне уважают своих патронов, платят им подношениями, лояльностью и преданностью. Даже испанцы ставят их в пример. Но…
Уж слишком независимы эти Меркадо. Донья Теодора блестяще знает испанский язык, дети тоже говорят по-испански. В доме библиотека в тысячу томов — много, слишком много для благонравных филиппинцев. Глава семьи чересчур вольно, чуть ли не на равных разговаривает с монахами, лейтенантом гражданской гвардии. Старший сын учится в Маниле — а к чему индейцу учеба? Такие или примерно такие мысли возникают у монахов-доминиканцев и колониальных чиновников. Неплохо бы указать зарвавшемуся семейству его место. И когда случай представляется, они не упускают его.
Детские годы Пепе текут счастливо и безмятежно. Он подробно описал свои первые впечатления, относящиеся к тому времени, когда он был так мал. что, спускаясь по лестнице, становился на каждую ступеньку обеими ножками, крепко держась ручонками за перила, а когда пол натирали банановыми листьями, то и дело падал. «Я так ясно помню меланхолические вечера, проводимые на террасе нашего дома, словно это было вчера; они полны грустной поэзии, запечатлевшейся в моей душе… У меня была айя (няня. — И. П.), очень меня любившая, и она, чтобы заставить меня съесть ужин (в лунные вечера мы ужинали на террасе), пугала страшной ведьмой-асуван или ужасным духом предков».
Образцы народной поэзии, в которых причудливо мешаются филиппинские и испанские мотивы, Пепе впитывает в самом юном возрасте. Но не только айя занимает маленького Пепе рассказами. Любящая донья Теодора старается научить Пепито испанскому языку и добронравию, читая ему книги. «Как-то, рассердившись на меня за плохое чтение — я не знал испанского и не понимал смысла прочитанного, — она отобрала у меня книжку. Выбранив меня за то, что я украсил страницы своими рисунками, она начала читать вслух, требуя, чтобы я повторял за ней… Я слушал с детским восхищением, удивляясь, как легко у нее получаются звучные фразы, которые мне никак не давались. Но скоро я устал от звуков, которые для меня ничего не значили, перестал следить за ее чтением и стал смотреть на огонек свечи, вокруг которого плясали мотыльки, потом начал зевать. Мамочка, заметив, что я проявляю мало интереса, сказала:
3
В отличие от испанских колоний в Латинской Америке, где население перешло на испанский язык, филиппинцы так и не усвоили языка колонизаторов. Монахи всячески препятствовали изучению испанского языка «индейцами», опасаясь, что знание языка метрополии приведет к появлению крамолы, а кроме того, позволит светским властям общаться с туземцами без их посредничества и сделает их ненужными. Филиппинские прогрессивные деятели, напротив, неизменно выдвигали требование распространения испанского языка.
4
Филиппинцы считают, что лучше всего родиться «посередине». иметь старших и младших братьев и сестер, ибо это гарантирует нормальное, с их точки зрения, становление личности. И сейчас еще, когда филиппинцы рассказывают или пишут свою биографию, они непременно указывают, каким по счету ребенком был в семье. Считается, что хуже всего приходится первому и последнему. Первый не получает полную меру любви и заботы, ибо у него нет старших братьев и сестер, но зато сам мог проявить их, и у него обостренное чувство ответственности. Последний, напротив, получил все это с избытком, зато сам не имел возможности проявить любовь и заботу, поэтому филиппинцы склонны считать самого младшего избалованным и даже эгоистичным.
5
Филиппинские языки даже не различают такие пары понятий, как «муж» и «жена», «сын» и «дочь», «брат» и «сестра», — они обозначаются одним словом, то есть для носителя филиппинской культуры главное степень родства, а не пол.