Пусть в перстнях и серьгах всем радует глаза.
Не слушай, как Хосров, ты без конца Барбеда,
Навеки изгони ты из дворца Барбеда.
Когда моих забот исчезнет череда,
Служением тебе так буду я горда!
И я склонюсь к тебе той сладкою порою
И тайну замыслов, как молвила, открою».
И сердце Шируйе отрадою полно,
По слову Шируйе все было свершено.
Все замыслы Ширин свершились друг за другом:
Все сделал Шируйе, чтоб стать ее супругом.
«Твой выполнен приказ», — услышала она.
И пылом радостным прекрасная полна.
Все из вещей царя, все из одежд царевых, —
От обветшалых риз и до нарядов новых,-
Все нищим раздавать велит она скорей.
Все на помин души — души царя царей.
Смерть Ширин в усыпальнице Хосрова
Заря меж облаков встает не в зыби ль сладкой?
Но сладкий день, взойдя, принес погибель Сладкой.
Хабешский негр, во тьме несущий камфору,
Рассыпал тюк — и луч прошел по серебру.
Из крепости смотрел на месяц чернокожий —
И вдруг оскалил рот, смеясь, как день пригожий.
Вот кеянидские носилки, лишь заря
Блеснула, сделала царица для царя…
Носилки в золоте; в кемарское алоэ
Рубины вправлены, напомнивши былое.
И царь, как повелел времен древнейших чин,
На ложе смертное положен был Ширин.
В назначенный покой, Ширин услышав слово,
На царственных плечах цари внесли Хосрова.
И там пред мраморным бесчувственным лицом
Носилки обвили торжественным кольцом.
И каждый палец стал у бедного Барбеда
Калам расщепленный. Весь мир был полон бреда.
На этот хмурый мир взирал Бузург-Умид.
Он, миру верящий, от мкра ждал обид.
Стенал он: «Небеса да внемлют укоризне:
Лишился жизни шах — и нас лишил он жизни.
Где всех народов щит? Где слава всех царей?
Где стяг и острый меч, что всех мечей острей?
Где тот, чья на миры легла победно риза?
Где скрылся наш Кисра? Где нам сыскать Парвиза?
Коль к переезду ты далекому готов,
Равно, Джемшид ли ты, Кисра, иль ты — Хосров!»
Прислужниц и рабов понура вереница.
Средь них, как кипарис, идет Ширин-царица.
В кольце ее серег сокровища морей,
На плечи за кольцом легло кольцо кудрей.
Насурьмленных бровей растянутые луки,
Хной, как пред свадьбою, окрашенные руки.
И золотой покров течет с ее чела,
И ткань Зухре огнем вдоль стана потекла.
Кто мог бы смертные так провожать носилки?
Прохожих опьянял и страстный взор и пылкий.
Как опьяненная, сопровождала прах,
Идя с припляскою, как будто на пирах.
Все, глядя на Ширин, решали вновь и снова:
«Не в горести она от гибели Хосрова».
И думал Шируйе, в себе таящий тьму,
Что сердце Сладостной склоняется к нему.
И всю дорогу шла с припляскою царица.
Вот купол перед ней… Вот шахская гробница.
Рабыни скорбные столпились за Ширин,
Роняя жемчуг слез на щек своих жасмин.
Внесли царя под свод. Вкруг сумрачного ложа
Встал за вельможею, безмолвствуя, вельможа.