Нельзя было, однако, сказать, что обезумели в этот день только куры да петухи. Из хозяйских хором выбежала рыжеволосая девочка, прикрывавшая свою голову шерстяным серым платком, который то и дело сносило ветром. А еще он сильно намок, а потому бежавшая рыжая бестия больше походила на мокрую крысу. Из-под ее ног во все стороны летели брызги; она окончательно испугала верещавших на улице кур, забрызгав их грязью, и те, нелепо расправив крылья и кудахча, понеслись обратно в курятник.
Добежав до нужного дома, девочка постучала. Ей не ответили. Тогда она постучала еще раз, но громче, и из двери высунулась голова худосочной женщины с впалыми глазами и скулами, длинным носом и жидкими взъерошенными каштановыми волосами с проблесками седины, напоминающими огромное гнездо. Она производила впечатление старой девы, что не было так далеко от правды.
— Анечка, — печально улыбнулась женщина, обнажив свои коричневые зубы. — Ты чего здесь в такую погоду?
— Здрасте, тетушка Рада! — ежась от холода, проговорила Аня. — А можно к…
— Это Анечка? — спросил голос из глубины избы.
— Да, тетушка Светка, это я! — весело отозвалась Аня.
— Что ж это себя не бережешь-то? — из-за двери высунулась голова второй женщины. Сразу было видно, что Рада и Светка — сестры, но, в отличие от Рады, Света отличилась прямыми русыми волосами и более «сочным» телом.
— Я это… к Петьке…
— Нельзя никак, Анечка, — скорбным голосом ответила Света. — Совсем плох он…
— Ну меня это никак не смущает, — мило улыбнулась Аня.
— А Петю смущает, — грустно возразила Света. — Он не хочет, чтобы ты его видела в таком состоянии.
— Но…
Перед Аней просто захлопнули дверь. Не обращая никакого внимания на дождь, девочка с пустым взглядом и головой поплелась обратно, совсем не заметив, как с ее головы сорвался и улетел куда-то далеко шерстяной платок.
— Почему так, Химира?
Когда-то давно отец Анаис сказал ей, что конь признает в ней своего хозяина, если она будет убирать за жеребцом его денник. Возможно, в словах его был хитрый ход, позволявший сэкономить на прислуге, но Анаис запомнила то, чему учил ее дражайший батюшка, а потому каждый день после появления на свет ее, можно сказать, «фамильяра» она приходила чистить его конюшню. Разумеется, там же была и его мамочка-лошадь, Верея, которая сегодня, когда Анаис пришла к ним в гости, крепко спала. Сначала она не доверяла девочке; постоянно фыркала и непрестанно следила за каждым ее движением, однако постепенно Верея привыкла к ней и спокойно переносила ее присутствие. Анаис не настаивала ни на чем и не трогала жеребенка; отец говорил ей, что придет время, когда лошадь сама признает в ней хозяина, нужно только дать ей время. Однако она пыталась разговаривать с маленькой кобылкой, которая лежала, прислонившись сзади к спящей матери и пристально смотрела за убиравшейся вспыльчивой девочкой.
— Что за отношение у этого Зрящего к людям?! — возмущалась Анаис. — Как к разменной монете! И ведь в него еще верят, ему поклоняются, дают дары… Что за бред! Почему Петька должен стать той самой разменной монетой?! Для чьего-то там испытания… Он человек, в конце концов, а не… испытание.
Химира только мило фыркнула в ответ.
Глава XII
Последний месяц жители Ольха давно не видели солнечных погожих дней. Погода в деревне, особенно сегодня, с невероятной точностью олицетворяла настроение и состояние ольховчан: огромные свинцовые тучи со всей своей тяжестью будто бы наваливались на деревню. Солнца было не видать. Кузнец Васька хаотично и монотонно стучал молотком по наковальне, не замечая своей «работы» и того, что он чуть ли не бил инструментом по собственным пальцам. Позавчера его жена и полугодовалая дочь умерли от «крысиного мора».
Анаис сгорбленная сидела на пеньке, совершенно позабыв о какой-либо осанке. Ее рука сжимала круглый предмет, из-за которого она вчера набросилась на Ависа с кулаками. Теперь рядом с глазом зиял большущий ушиб с кровоподтеком, а губа была разбита, однако Анаис сказала домашним, что она по своему обыкновению неудачно подралась с деревьями. Она твердо решила для себя, что в этот день ни перед чем и ни перед кем не сломается, ни слезинки из ее глаз не прольется.
Внезапно ее загородила своей тенью высокая девушка с черными густыми волосами — Чернавка. Она скорбно посмотрела на Анаис сверху-вниз, тяжело вздохнула и сказала в непривычной для себя манере:
— Пора, Анька.