– И за рулем? – ужаснулся мальчишка, явно впервые столкнувшийся с подобным нарушителем.
– А ну, быстро покажите мне в правилах дорожного движения пункт, запрещающий садиться за руль людям, которые справили семидесятилетие! – окрысилась Капа.
От неожиданности постовой брякнул:
– Просто никому в голову не приходит.
– А мне пришло, – сообщила Капа.
– Проезжайте, – велел постовой.
– А штраф? – возмутилась Капа.
– Не надо, ехайте.
– Я же нарушила!
– Ерунда.
– Нет, берите, – уперлась старушка, – что, мои деньги тухлые?
Отъехав несколько метров, Капа возмущенно фыркнула:
– Видала дурака? По его мнению, мне следовало давно улечься в гроб и накрыться крышкой.
Я промолчала. А что тут сказать?
Домой мы приехали около одиннадцати утра. У подъезда стояла «Скорая помощь». Сердце тревожно екнуло, но не успела я сообразить, что в нашей квартире никого нет, все разлетелись по делам, как из подъезда показались трое мужиков, одетых в ярко-синие куртки. Двое тащили носилки, последний шел сбоку, держа в высоко поднятой руке капельницу.
– Плохо кому-то совсем, – вздохнула Капа, щелкая крышкой багажника, – мужик вроде.
Тут доктора поравнялись со мной, и я увидела бледного до синевы Володю.
– Вовка, – ринулась я к нему.
Но майор не отвечал. Глаза его были закрыты, губы потеряли всякий цвет.
– Что с ним? – накинулась я на мужика с капельницей.
– Пельмени, – коротко ответил тот.
– Что?
– Пельменей поел часиков в девять, – словоохотливо подхватил санитар, – и каюк.
Парни ловко вдвинули носилки в «рафик», и микроавтобус бойко стартовал с места. Забыв про сумки с продуктами, я рванулась в квартиру к Костину. Дверь открыла заплаканная девица, облаченная в Вовкину футболку. Везде остро пахло лекарствами и чем-то мерзким. Господи, как же зовут нынешнюю обожэ майора? Какое-то простое имя: Лена, Катя, Галя… Нет, не вспомнить.
– Ты Киска?
Девушка кивнула.
– Что с Вовкой?
– Утром, – всхлипывала Киска, – он явился рано-рано, около восьми и попросил поесть. Я ему тостик мармеладом намазала, а он сказал, что я могу этот бутерброд себе на… Сказать куда, наклеить?
– Не надо, – быстро среагировала я, – очень хорошо понимаю, куда Костин тебя с хлебом, намазанным вареньем, отправил. Для него лучшая конфета – сосиска. Ну и дальше что? – Пошел на проспект в супермаркет, приволок пельмени, сам отварил и слопал. Он меня совсем не любит, – заломила руки Киска.
– Он терпеть не может джем, – объяснила я, – не канючь, а рассказывай.
– Ему плохо потом стало, затошнило. Сначала маялся, все в туалет бегал, ну а затем совсем слег. Ой, ой, ой, вдруг он умрет.
– Прекрати чушь нести, – обозлилась я, – лучшей узнай, куда мужика отправили, да беги туда. Или на работу надо?
Киска затрясла крашеными кудрями:
– Я сама себе хозяйка, художница.
– Значит, дуй в клинику. Если понадоблюсь, позвони в соседнюю квартиру.
Киска закивала, я пошла к себе.
– Простите, – робко окликнула меня девушка, – Володя говорил, что рядом живут его родственники, только не сказал кто. Вы его мама?
Вне себя от злости я вылетела на лестницу. Видали идиотку? Да мы с Костиным одногодки!
ГЛАВА 6
Влетев в квартиру, я позвонила Мишке.
– Да, – усталым голосом ответил тот.
– Мишенька, – заюлила я. – Вовка отравился пельменями, в больницу отвезли.
– Знаю, – буркнул коллега, тоже майор. – Ирка звонила.
– Кто?
– Киска очередная.
Ага, значит, ее зовут Ириной.
– Мишенька, могу приехать!
– Зачем? – испугался мужик.
– Как же? По поводу происшествия с Надей Киселевой.
– Не надо.
– Почему?
– Послушай, Лампа, – пробормотал Мишка, – экспертиза ясно показала: Киселева погибла, упав с большой высоты.
– Ее столкнули.
– Нет, она сама шагнула.
– Откуда ты знаешь?
– Ей-богу, недосуг объяснять, просто поверь, ничего криминального, обычное самоубийство.
– Значит, Надю довели до суицида, по-моему, даже статья такая есть в кодексе.
– Она тут ни при чем!
– Миша!
– Я почти сорок лет Миша, – рявкнул майор, – дел по горло висит, а теперь еще Вовкины папки разгребать придется. Нашел, когда травиться. Вот взял бы отпуск и лопал пельмени от пуза. Теперь сам в больнице, а работу мне! Ловко вышло. А ты в другой раз, когда труп найдешь, звони не Вовке, а в район, сделай милость. Без тебя дел невпроворот. Надежда Киселева сама приняла решение уйти из жизни, сама прыгнула. Крэкс, фэкс, пэкс, была девочка, стала трупиком. Ничего особенного. Загляни в сводку по городу, каждый день такие в наличии: вешаются, травятся, стреляются, из окон сигают! Хорош болтать.
И он шлепнул трубку. Я в задумчивости выглянула в окно. Позиция Мишки понятна. Он имеет в производстве с десяток дел, на каждое из которых определен срок сдачи. Лишняя головная боль господину Ларионову ни к чему, поэтому он постарается всеми правдами и неправдами избавиться от дополнительной докуки. Вот Вовка, тот не такой, Костин, словно охотничья собака, хватает след сразу. Но майор выбыл на какое-то время из игры. Небось проболеет неделю, если не больше. И что получится?
Выйдет Вовка из больницы, возьмется за свои дела и обнаружит, что хитрый Ларионов уже списал папочку в архив. Естественно, Володя возмутится, он не первый раз ругается с ленивым Мишкой, только время будет безвозвратно утеряно.
Я открыла форточку и поежилась от ледяного воздуха. Как правило, Костин помогал нам, теперь настал мой черед. Займусь расследованием сама, зря, что ли, занимаю пост начальника оперативно-следственного отдела, соберу факты, систематизирую… Костин часто говорит:
– Преступление хорошо раскрывать по горячим следам.
Вот выпишется Вовка, а я ему на стол папочку!
Воодушевленная до крайности, я полетела во двор. Поеду на работу, сообщу Федоре о том, что нашла клиента. Правда, не ясно, кто оплатит мне работу по делу Киселевой… Ладно, черт с ними, с деньгами. «Не догоню, так согреюсь», – говорит петух, преследуя курицу. Вот и я не заработаю, зато получу наконец интересное занятие. Господь явно предназначил меня для детективных расследований.
Убедившись, что Капа, весело напевая, возится на кухне, я схватила куртку и выскочила на улицу. Первым делом съезжу к Анюте Шаховой, уж она-то точно знает, кто и почему ненавидел Надюшу. На улице гололед, поэтому сяду в метро. Анюта целыми днями толчется дома. Объясняется сей факт просто: она переводчица, причем хорошая. Переводит серьезные, толстые книги по психологии, философии, социологии. Я всегда ей завидовала, видя, с какой легкостью Анюта переходит на немецкую речь. Мне так и не удалось выучить как следует хоть один язык, все детство провела в обнимку с арфой. Сначала была музыкальная школа, потом консерватория. Моя мама, оперная певица, считала, что дает дочке в руки стабильную, очень хорошую профессию. Никто ведь не знал, что грянет перестройка и симфонические оркестры станут практически не нужны.
Вот почему я теперь настаиваю, чтобы Лиза и Кирюшка вызубрили как следует английский. Знание языка – это кусок хлеба с маслом, часто с сыром, а иногда даже с икрой. Мало ли, как жизнь повернется, всегда можно пойти репетировать двоечников. Но Анюте нет необходимости носиться, роняя тапки, по квартирам тупоголовых деток. Она дорогой гость в издательствах, выпускающих научную литературу. Люди, занимающиеся переводом, живо объяснят вам, что человек, «перетолковывающий» прозу, и индивидуум, занимающийся научной литературой, – это разные люди. Фразу «Оголенный проводник пролегает под полом», «литературные» переводчики мигом переведут как «Голый кондуктор бежит под вагоном». И так во всем, поэтому Нюшу, спокойно говорящую на научном суахили, холят и лелеют. Меня всегда удивляло, как в одном человеке одновременно уживаются хамство, беспардонность, ум и отличное владение иностранным языком. Потому что Шахову можно назвать нахалкой, а вот идиоткой нет.