Еще через пять часов чародеи, склонявшиеся над магическими символами пятой септограммы, разогнулись, переглянулись и дружно выдохнули:
– Всё…
Лукоморцы встрепенулись – под продолжение диалога:
– Сил магических больше нет.
– Пора подкрепиться.
– Чего и вам советую, – строго глянул Адалет на взвившихся от негодования гостей. – Неизвестно, где через час окажемся.
Услышав волшебное слово "через час" Иван и Серафима немного успокоились. Услышав зловещее "окажемся", его премудрие насторожился.
– А разве мы оба с ними отправляемся, учитель?
– С чего ты взял? – нахмурился старый чародей, вытирая упорно светящиеся пальцы о балахон. – Я тут подумал… Лучше тебе остаться здесь.
– Это почему? – насупился последний маг-хранитель.
– Мне кажется, ты для такого испытания еще не совсем готов. Не обижайся, конечно, но это не ты такой слабый – это противник силен.
– Но я не… не готов! Я готов! – еле соображающий от усталости и напряжения последних десяти часов, волшебник упрямо мотнул головой. – Они – мои друзья!
– Мои тоже, если ты забыл, – нахмурился старик. – Поэтому и говорю так.
Лукоморцы, не зная, что сказать, молча замерли у стены.
– Но я… но мы же… Но вы же сами на той неделе говорили… и раньше… что я… – растерянный, Агафон шагнул к наставнику.
– Да, говорил. И от слов своих не отказываюсь. Не было у меня еще ученика, настолько искусного в спецпредметах…
Его премудрие раздулся, как воздушный шар.
– …и одновременно настолько неуклюжего в бытовой магии.
Шар лопнул.
– Но нам ведь бытовая магия там не пригодятся, – нерешительно проговорил Иванушка. – Нам ведь главное попасть в Вамаяси, всех раскидать, забрать детей и выбраться оттуда.
– А в остальном мы уж как-нибудь сами, – поддержала его Серафима, взмахнув очередным ножом. – Традиционными методами.
– Мирному населению слова не давали, – буркнул Адалет, махнул рукой, несмотря на все его усилия оставляющей в полумраке светящиеся следы, и зашарил глазами по комнате: куда бы присесть.
– Вы проголодались? Из буфета, может, принести чего-нибудь? Или из погреба? – не смея больше вмешиваться в спор, вызвался Иван.
– Да сидите уж… – пробормотал старик, прикрыл глаза и зашевелил пальцами под аккомпанемент неразборчивого, но выразительного шепота. Правый угол у двери – единственное место, свободное от магических параферналий – засветился зеленым. Пару секунд спустя там появились четыре табурета, знакомые еще по кухне, и стол оттуда же.
– Дальше сам, – Адалет устало кивнул ученику, плюхнулся на табуретку и принялся мыть руки под струей невесть откуда взявшейся воды. Она необъяснимо падала из ровной сухой стены, вспенивалась, попадая на пальцы, и исчезала, не долетая до пола.
Агафон сосредоточился, пошевелил пальцами, словно что-то ощупывал, и зашептал – не менее выразительно, чем его наставник, но в кои-то веки понятно для непосвященных:
– Хлеб… черствый… Сухари… размокли… Булка… зеленая… фу, гадость…
– Выкинь, – посоветовал старик.
Сенька едва успела пригнуться: над головой, вылетев из пустоты, просвистело нечто овальное, цвета молодого лишайника, преследуемое бурым кирпичом и выводком чего-то, похожего на его детей, и едва не приземлилось в центр септограммы.
– Кабуча!!! – взвыл маг и замахал руками. Нечто сделало вираж, увеличившись раз в пять числом и величиной, и понеслось обратно в никуда, заставив царевну броситься на пол.
Его премудрие ощутил на себе укоризненный взгляд учителя и пристыжено пожал плечами:
– Ну чего теперь… с кем не бывает. В деревне свежего потом купим. Куплю… то есть.
– Курицу хоть принеси тогда, – буркнул Адалет, недовольный перспективой ужина без хлеба. – Если осталась. Да приправы не забудь.
– Да куда она денется. Вам вареную или копченую?
– Которая посвежее.
– Посвежее – это мы сейчас… это нам раз клюнуть… то есть плюнуть… Наисвежайшую… Цып-цып-цып… – замысловато развел руками волшебник.
Несколько секунд ничего не происходило, но едва он собрался повторить призыв, как откуда-то из-под потолка на стол обрушилась курица. С гневным кудахтаньем она соскочила Адалету на колени, потом на пол, поднялась, раскачиваясь, как пьяная, кинулась к двери, налетела на стену и хлопнулась в обморок на серебряный поднос с остатками мышьяка и ртути.