- Поднимайся, огонь, понимайтесь, ветры буйные, - негромко начал старик, делая широкие пассы. – Под горой у реки студеной вихрь срывает листья. Кружат под горой русалки, двор городят и строят терем. Как в основу кладут не бревна – старцев с белыми бородами, стены кладут из малых деток, подпорочки из жен с мужьями. Из мальчишек делают крышу, из девчоночек – сухую дранку. Двери – из парней холостых, окошечки – из девок незамужних. Кружат под горой русалки, кружат и песни поют…
Низкий дребезжащий голос постепенно набирал силу, размеренный речитатив постепенно вгонял всех присутствующих в транс.
- Чада вы мои! Ваша первая мать – Мать Сыра Земля, ваш отец – Сущий во Тьме. Дымом седым изник он на землю, Черным Змеем вернулся в Пекло! Узок путь на небо, что волос над бездной, путь же вниз широк и проторен! Вы ступайте следом за отцом, не в огонь он ведет детей своих, а обратно в материнское чрево! Поклонитесь Змею, славьте отца, славьте словом, и делом, и мыслью! Почитайте мать, держите ее в сердце своем, и она воздаст и накормит вас!
Худая рука волхва с невероятно длинными костистыми пальцами махнула в мою сторону.
- Ты, невинная дева, возрадуйся и возликуй!
Ага, уже радуюсь, конечно! Всю жизнь мечтала быть принесенной в жертву какой-нибудь коряге! Так что ликование прямо из ушей лезет!
- В день рождения своего человек уже стоит пред вратами смерти. Где наши предки, твои и мои? Где скоро будем и мы, обрекающие тебя в жертву?
Да плевать мне, где вы будете, язычники чертовы! Надеюсь, далеко и глубоко, как раз рядом со своим папой-змеем…
- Возрадуйся, нареченная! – взвыл старикашка, брызгая слюной. – Ибо отныне и впредь пробудишься ты к жизни вечной, и Черный Змей снизойдет до тебя и сделает своей невестой…
- Я не согласна!!! – проорала я в ответ.
Однако мое мнение никого не интересовало. Никто из змеепоклонников даже не пошевелился, лица, похожие на белые безглазые маски, оставались неподвижны. Волхв едва заметно кивнул, и мальчишка-помошник, подойдя поближе, выплеснул мне в лицо содержимое чаши. Я зафыркала, отплевываясь и моргая. Тепловатая темная жидкость попала мне в глаза и в рот, струйки ее, неприятно щекоча кожу, сбегали вниз по шее… Противный железистый привкус заставил меня поморщиться. Господи, да это кровь! Боже мой! Мне резко поплохело, желудок со всем содержимым отчаянно рвался наружу. Боже, Боже, Боже!
Пока я трепыхалась в держащих меня руках, волхв подошел совсем близко. Ноздри его раздувались, глаза со стянутым в точку зрачком смотрели сквозь меня, прямиком в неведомое. Неожиданно он сильно рванул ворот моей рубашки, крепкая беленая ткань треснула и расползлась.
- Возрадуйся, дщерь человеческая… - хрипло шепнул старик, размазывая кровь по моим ключицам.
Ну все, пень трухлявый, ты меня достал! Не туда ты руки тянешь, ой, не туда!
Огромным усилием подавив подступающую тошноту, я подалась вперед и вцепилась зубами в костлявое старческое запястье. Перед глазами снова забегали «кровавые мальчики», а вопли волхва, изо всех сил пытающегося освободиться, ласкали мой слух, словно вокализ Рахманинова. Меня хотели оттащить, но я лишь сильнее стискивала челюсти, вгрызаясь в дряблую плоть, чувствуя, как под зубами уже трещат хлипкие кости…
Удар. Темнота.
Что-то слишком часто мне стали давать по голове, вы не находите?
2.4
Сознание медленно выплывало из успокаивающей мути беспамятства. Ощущения, которыми сопровождался этот процесс, нельзя было назвать приятными. В затылке тупо пульсировала боль, кровь на лице запеклась и стянула кожу, тело затекло от неудобного положения, вывернутые руки противно покалывало.