Глава двадцать шестая. Мрачная находка
Правобережная степь встретила объединенный отряд воинственных странников радушно и заботливо, по пути им встречались впадающие в Дон реки и речушки, повсеместно они натыкались на маленькие озера, ручьи и бьющие из под земли родники. Кони просто воротили свои морды в их направлении, и люди полагались на их животное чутье, находя среди густой травы сладкую холодную воду.
Пока ехали на запад, к устью Дона, то и дело попадались стада куланов, и по десятку лучших охотников с обеих сотен щедро снабжали всю кавалькаду свежей дичью. Если не везло с куланами и сайгаками, то в прибрежных камышах было полно уток с гусями, а в Дону крупной и очень вкусной рыбы.
Так как посторонних глаз не было, а воины Рады с Княжескими гриднями умели держать язык за зубами, то Рада на правах хозяйки каждый вечер давала Мстиславу шелковый платок, чтобы он выбирал себе спутниц на ночь. Быстрые и крепкие повозки, запряженные четверками лошадей, в дороге почти совсем не отставали от всадников. Так что за день удавалось покрыть обширные участки степи, дыша полной грудью и наслаждаясь приносимыми вольным степным ветром, дивными ароматами множества цветов.
Покидая Белую Вежу Рада взяла в лечебнице Гарнизона большой кувшин с маслом можжевельника, и по немногу разводила его в воде. Так что мошкара никому особо не досаждала ни днем ни ночью.
Там, где всадники резво проносились по степи на своих быстрых выносливых лошадях, с криками вылетали из травы разные перепуганные пичуги, с вершин холмов и древних курганов путников привечали любопытные сурки и суслики, а Сапик в безоблачной выси выглядывал своими зоркими глазами, достойное угощение к ужину, остатки которого обычно доедали утром.
Все погожие вечера были наполнены музыкой с песнями и танцами, застолье украшала дичь, сыры, колбасы, соленая и копченая рыба, и конечно же сладкое красное вино. Мстислав к общему удивлению оказался очень умным, прекрасно образованным и крайне приятным собеседником, он признался друзьям, что с раннего детства не любил душных мрачных Княжеских палат, и всегда рвался на волю. Лишь когда он повзрослел, и его стали брать на охоту, он искренне полюбил простоту нравов и откровение бесед, во время ночных посиделок у костра, а также ночевки в шатрах или шалашах.
Он по вечерам читал такие замечательные стихи, которые или всю душу на изнанку выворачивали, или от которых гневно закипала кровь. Правда были и такие стихи, от которых становилось очень грустно, или при которых глаза девушек затягивало поволокой, их губы заметно влажнели, а грудь начинала волнующе вздыматься.