Ночь была беспокойной, Романа мучила бессонница, и до утра он в лучшем случае сомкнул глаза лишь на пару часов. Перед рассветом раздались крики петухов, прошла смена караула у стражников Замка, и старший воин разбудил Верховного Князя.
Распорядившись объявить общее построение своей Гвардии, Роман встал и начал приводить себя в надлежащий порядок. Татьяна в этот раз на удивление не стала звать девушек из своей свиты, и одевалась сама. Благо традиционная одежда горцев не требовала особой укладки складок, как византийские одеяния, и лишь пара застежек на спине нуждалась сторонней помощи.
Роман с этой задачей справился блестяще, и придав яркости своим губам, Татьяна водрузила корону на свое чело, а легкими движениями уложила свои прекрасные волосы. Роман даже залюбовался прихорашиваниями супруги, но Татьяна дала ему понять, что некоторые маленькие женские хитрости не для мужских глаз, и бесцеремонно выпроводила его из покоев.
Романа не спеша облачили в доспехи, а в скором времени дождавшись выхода супруги, он вместе с ней спустился во двор. Ловко запрыгнув на поданных коней, они отправились в долину, а за ними потянулись повозки с серебром, оружием, знаменами и тюками с крашенным конским волосом.
Когда Роман с Татьяной спускались в долину, по обе стороны дороги уже в торжественном молчании построились десять тысяч гвардейцев, и с нетерпением ожидали появления своих Повелителей. Скрип повозок и топот копыт сливался с пением птиц из окружавших дорогу зарослей алычи, кизила и ежевики, а пьянящий утренний воздух был наполнен свежестью и ароматами весенних цветов.
Молодые правители касогов поравнялись с воинами и обратились к ним с торжественной приветственной речью, после которой первая тысяча спешилась, а все её десятники подошли к повозкам с оружием. Каждому из этих десятников было вручено по одному палашу, девять новых сабель, и десять пучков ярко-красных конских волос.
Эти десятники, оставив себе палаши раздали сабли своим воинам, а затем сняли с пальцев кольца, и закрепили ими на острых навершиях своих шеломов пучки конских волос. Их воины и сотники также закрепили плюмажи на своих шлемах, а когда Роман передал им их знамя, вся тысяча опустилась на колено, торжественно принеся своему Верховному Князю клятву на оружии. Приняв у гвардейцев присягу, Роман к большой всеобщей радости, вручил сотникам по довольно увесистому мешочку с положенным воинам за время обучения жалованием.
Это было очень величественное, красочное и в то же время, трогательное зрелище. За всем происходящим на дороге с вершины башни не скрывая своего женского любопытства смотрела Рада с Лаурсеном и Мефодием, с крепостной стены взирали Вожди племен, а с окраины селения посреди долины, толпа нарядных по случаю праздника жителей.
За первой тысячей последовала вторая, за ней третья, и в течении двух часов, все десять тысяч гвардейцев в украшенных ярким плюмажем шлемах с развевающимися знаменами, принесли свою клятву. По завершению этого символического действия, воины сели на своих коней, и остались стоять в парадном строю. Повозки поехали обратно в крепость, а Роман с Татьяной помчались к древнему алтарю, для жертвоприношения духам гор.
Спустя полтора часа Гемура с Идальго примчали Романа с Татьяной к алтарю на Священной горе. Там их уже поджидали жрецы с жертвенным козленком, а со стороны Старой крепости спешили Рада с Лаурсеном и Вождями племен, а также опухший от всенощного пьянства Дионисий, решивший стать очевидцем древнего языческого ритуала горцев.
Роман спешился, и не снимая доспехов, под пение старинной песни положил на алтарь козленка, и одним движением рассек ему кинжалом горло, принеся в жертву духам. Жрецы на его лицо и руки кровью козленка нанесли разные таинственные символы, освятили мешок зерна, и под радостные крики всех присутствующих молодой Верховный Князь с мешком отравился в свою долину, чтобы официально открыть посевной сезон для всех крестьян своего гордого народа.
В долине его уже ожидала толпа нарядно одетых жителей, а старейшина селения держал поводья запряженных в соху, украшенных венками из ярких весенних цветов, двух быков. Сойдя с коня и поприветствовав старейшину, Роман под пение старинных песен собственноручно проложил длинную борозду по направлению к солнцу, а потом высыпал в неё несколько жменей освященного жрецами зерна.