— Пока ты впереди. Но если начнёшь торговаться с Евдокимовыми или Красновыми, то проиграешь.
— Посмотрим, вообще я думал, что, когда сюда приду, вы меня завалите идеями мести, а вы оказались очень миролюбивыми.
— Ты же сам прекрасно знаешь: это твоя жизнь, и надо решать, чего ты хочешь.
Я усмехнулся.
— Митя, кстати, хотел попросить об одолжении.
— Каком?
— Ты можешь узнать, какие гильдии наёмников участвовали в нападении на имение по отмашке Краснова?
— Только названия? — он прищурился, а потом улыбнулся, словно раскусил мой план.
— А что, можешь больше?
— Могу попробовать выяснить конкретных участников.
Скептически посмотрел на него. А ведь Жданов наверняка может, раз так говорит.
— Названий гильдий будет достаточно.
— Завтра всё узнаешь, — сказал Митя и оценивающе кивнул.
Когда выходил из таверны, ночь встретила меня тёплым ветерком и звёздами. Первую подъехавшую бричку уступил вышедшей следом паре — кавалеру в строгом сюртуке и его спутнице в лёгком летнем платье.
— Благодарю, Кирилл Павлович, — неожиданно обратился ко мне незнакомец, слегка приподнимая шляпу.
Я замер.
— Мы знакомы?
Мужчина лишь усмехнулся.
— Новоархангельск не так велик, как кажется. Все достойные семейства города можно пересчитать по пальцам.
Не дав ответить, он помог даме подняться в экипаж и уехал, оставив меня стоять на дороге с неожиданной мыслью: если даже случайные прохожие знают меня в лицо, значит, мой авторитет растёт. Невольно улыбнулся, садясь в следующий экипаж.
Проснулся с ощущением, будто по мне проехался целый кавалерийский полк. Голова раскалывалась, во рту было сухо, как в пустыне, а тело ныло так, словно меня хорошенько отдубасили.
— Чёртов отходняк, — прохрипел я, с трудом приподнимаясь на локте.
Ощущения были до боли знакомыми, как во время самого жестокого похмелья в прошлой жизни. Хоть я и не злоупотреблял, но в студенческие годы бывало всякое. Только сейчас всё проходило в разы хуже: последствия боевых стимуляторов и энергетиков давали о себе знать в полной мере.
На тумбочке стоял графин с водой и маленький флакон с голубоватой жидкостью — витаминный эликсир. Я жадно осушил сначала графин, потом выпил зелье, чувствуя, как по горлу разливается приятная прохлада.
— Прелесть того, что тебе принадлежит лучшая алхимическая лаборатория империи, — пробормотал я, ложась обратно.
Эликсир начал действовать почти мгновенно. Тошнота отступила, туман в голове рассеялся, и уже через десять минут я чувствовал себя человеком.
Спустившись вниз, застал маму с Тасей за обедом. Столовая, рассчитанная на десятерых, выглядела почти пустынной, за огромным дубовым столом было всего три стула. И на моём восседал Мотя.
Кто-то подложил ему подушки, и зверёк устроился как на троне: задними лапами упирался в стул, а передними ловко подтягивал кусочки еды со стола.
— Вот так всегда, — вздохнул я, скрестив руки на груди. — Приходишь обедать, а твоё место уже занято.
Тася захихикала, а мама лишь покачала головой.
— Не обижай своего друга.
Я пригляделся и ахнул.
— Да он же раскормленный! Вы его на убой готовите?
— Ну, он такой худенький был, — мама смущённо улыбнулась.
— Мне боевой скрежезуб нужен, а не кенгуру, — пошутил я. — Такого в карман уже не запихнёшь.
Мотя фыркнул, словно обиделся, но от еды не отвлёкся.
Я подошёл ближе, а Машка, наша служанка, поднесла стул и подала приборы. Повар Григорий появился через минуту, ставя передо мной тарелку борща.
Аромат свеклы, мяса и специй ударил в нос, и на мгновение я перенёсся в детство, в те дни, когда после долгих прогулок по зимнему лесу возвращался с родителями домой. И вскоре на столе меня ожидал этот самый борщ: густой, наваристый, с ложкой сметаны. Или это воспоминания из прошлой жизни? Я тряхнул головой, прогоняя наваждения.
— Спасибо, — пробормотал я, принимаясь за еду.
Мама в это время пила чай из синей фарфоровой чашки.
— Представляешь, нашла её в уцелевшем сундуке, — сказала она, сияя. — Даже не разбилась! Она же ещё из нашего имения в Новогородске. Аж оттуда доехала и второй пожар пережила!
Я улыбнулся маминым маленьким радостям.
Обед проходил спокойно, по-домашнему. Мы обсуждали планы на день, здоровье мамы, которая, слава стихиям, чувствовала себя хорошо, и даже Тасенька вела себя прилично, не болтая без умолку, как обычно.
Но мирное настроение нарушил Потап, появившийся в дверях с письмом в руке.