Почувствовал, как по спине пробежали мурашки. В этих словах была горькая правда.
— Возможно, вы правы, — пожал плечами, стараясь выглядеть невозмутимым. — Но считаю, что справился бы и сам. Просто медленнее.
— Пестов, вы должны стать сильнее, — голос ректора внезапно смягчился. — А для этого нужны знания, которые даст академия. И люди, которые будут на вашей стороне.
— Вы знаете, что учудили ваши друзья на этой неделе? — неожиданно спросил он.
— Откуда? Я был тут, занимался текущими делами семьи и лаборатории.
— Они устроили молчаливый бунт, — в глазах ректора мелькнуло что-то похожее на уважение. — Началось с вашей группы. Через день вся академия отвечала только письменно, даже на практических занятиях. Ходили как тени, ни слова вслух.
Я представил эту картину: Сергей, обычно такой буйный, молча сидящий на лекции; Лиза, сжавшая губы; даже вечно болтливый Митя, хранящий молчание. Уголки губ сами собой потянулись вверх.
— И чего они этим хотели добиться?
— Чтобы я обратил внимание на вас, молодой человек, — ректор тяжело вздохнул. — И вернул на курс.
— Я всё равно переезжаю летом, — пробормотал в ответ.
— Ирина Владимировна уже рассказала о ваших планах, — он произнёс имя мамы с непривычной мягкостью. — Поймите, вы должны стать сильнее. Академия даст вам знания. И союзников.
Я молчал, обдумывая эти слова. Вспомнился разговор с Митей в «Старом дубе»: одногруппник тоже настаивал, что мне нужно доучиться.
А ещё эти идиоты, устроившие целую акцию протеста.
Чёрт, они действительно за меня переживали.
— Ваша мать… — ректор запнулся, и в его обычно твёрдом голосе впервые прозвучала неуверенность. — Она умная женщина. И… она верит в вас.
Я посмотрел на него, и вдруг всё стало ясно. По тому, как он произнёс до этого «Ирина Владимировна», по тому, как пальцы нервно постукивали по локтю.
— Похоже, вы приехали не только ради меня, — сказал я, и в голосе не было осуждения.
Он не ответил, но молчание говорило красноречивее любых слов. Впервые я увидел в этом суровом лице что-то человеческое.
— Ладно, — я вздохнул. — Допустим, я вернусь. Что дальше?
Ректор улыбнулся, наверное, впервые за весь разговор. Лицо мужчины сразу помолодело на десять лет.
— Дальше, Кирилл Павлович, вы будете учиться до конца курса. А в начале лета я устрою вам такую практику, — его глаза хищно блеснули, — что как минимум до второго уровня владения стихией вы доберётесь.
Мысли мгновенно пронеслись в голове: второй уровень меньше чем за полгода… Это решало многие проблемы. Да и друзья не зря старались.
— Договорились, — я кивнул, и в груди неожиданно стало легче.
— Можно зайду на чай? — ректор бросил взгляд в сторону дома, и в его глазах мелькнуло что-то тёплое.
Я рассмеялся, представляя, как этот грозный адмирал пьёт мамин крепчайший чай из её любимых фарфоровых чашек.
— Добро пожаловать, Анатолий Степанович. Только учтите: мама заваривает очень крепко.
— Я предупреждён, — он кивнул, и в уголках глаз собрались мелкие морщинки.
Взгляд мужчины скользнул к моему плечу, где всё это время сидел не шелохнувшись невидимый Мотя.
— Если твой питомец, — ректор слегка поджал губы, — будет вести себя тихо, я не возражаю против его присутствия в академии.
Я почувствовал, как шерсть Моти стала дыбом.
— Ирина Владимировна упоминала, что зверёк сильно скучает в твоё отсутствие. Она, кажется, искренне переживает за него.
В этот момент Мотя материализовался. Этот пушистый комочек дрожал от возбуждения. Я мысленно ахнул: вот она, магия высоких уровней! Даже под куполом невидимости начального уровня воздушной магии ректор своей водной без труда обнаружил тушканчика.
— Кажется, он согласен на ваши условия, — я ухмыльнулся, наблюдая, как Мотя принюхивался к Кирову.
Мы повернули обратно к дому. Шли, а у меня в голове была только одна мысль: академия, Краснов, дуэль.
Глава 6
Ненавижу лошадей и эти чёртовы повозки!
Вот уже понедельник, и я снова трясусь в этой ненавистной бричке. Ворочался на жёстком сиденье, пытаясь найти хоть какое-то удобное положение.
А ещё этот постоянный скрип колёс… Он не раздражал, он бесил! Хотя нет, больше всего меня нервировала скорость: это уму непостижимо, как медленно ехала карета.
— Чёртова повозка! — ругался я вслух, а Потап даже не оборачивался: видимо, уже привык к подобным возгласам.