— Ты только посмотри на этот улов! — он ударил меня по плечу так, что я едва удержался на ногах. — Десять процентов, слышишь? И не бумажками и монетами, а макрами! Как только придём в часть, то сдадим весь улов, а завтра Долгорукому выдадут десять процентов от стоимости трофеев, и вот они достанутся нам, — Молчанов опять довольно улыбнулся.
— А как будут распределяться деньги внутри роты? — поинтересовался я.
— Сами распределим. Половина на премии и поощрение отличившимся бойцам. Остальное — в ротную казну. На госпиталь, на гробы, да на тех, кто остался без кормильцев.
Дорогу одолели без происшествий. Только один раз дозорные заметили вдали тень песчаного ящера, но чудовище, к счастью, не проявило к нам интереса.
Но стоило только миновать главные ворота лагеря, как Надя вдруг вцепилась мне в руку. Её пальцы сжали моё запястье с такой силой, что я невольно вскрикнул от боли.
— Что случилось? — я огляделся.
Лагерь выглядел так же, как и два дня назад: те же казармы, та же суета, тот же запах пота и металла.
Она не ответила. Только указала дрожащей рукой на штабное здание.
Рядом с центральном флагштоком, где развевался полковой штандарт, был поднят чёрно-золотой стяг с фамильным гербом её дома: скрещёнными над горной вершиной мечами.
— Папа здесь, — дрожащим голосом прошептала девушка.
Глава 16
— Папа здесь.
Эти слова, произнесённые Надей шёпотом, прозвучали как приговор.
Едва рота Долгорукого пересекла ворота лагеря, как к нам стремительно направился Шишкин — адъютант генерала.
— О, сейчас будет на построение вызывать, — прокомментировал Молчанов приближение квартирмейстера.
Шишкин подошёл, его тонкие губы уже раскрывались, чтобы огласить приказ, но Константин Иванович опередил его.
— Пока не сдадим трофеи, ни шагу с места, — отрезал командир, даже не глядя на адъютанта. — По уставу положено сначала сдать отчётность о добыче, потом всё остальное. Или у вас, квартирмейстер, другое толкование устава?
Последняя фраза повисла в воздухе. Шишкин замер, рот остался полуоткрытым, словно он собирался что-то возразить, но так и не нашёл слов. Долгорукий, не удостоив оппонента дальнейшим вниманием, развернулся и повёл роту к складам.
Трофеи вываливали на массивные столы под пристальным взглядом прапорщика-приёмщика. Хитиновые пластины, клыки, ядовитые железы — всё аккуратно сортировалось, взвешивалось и оценивалось.
Амат, стоя рядом со мной, мрачно наблюдал за процессом. Его скулы напряглись, когда на отдельный стол начали выкладывать магические кристаллы, добытые из монстров. Специальный оценщик быстро распределял их по коробкам, сортируя по цвету, размеру и чистоте энергетического спектра.
— Десять процентов… — прошипел Жимин, сжимая кулаки. — Это же откровенный грабёж.
Сергей, стоявший рядом, флегматично пожал плечами.
— Всё честно. Государство тебя кормит, одевает, вооружает. Каждый выстрел из магической винтовки — это потраченный малый макр. А ещё логистика, лечение, пенсии семьям погибших… Хочешь больше? Иди в вольные охотники. Но учти: в одиночку ты разве что крыс магических ловить сможешь.
Качалов кивнул в сторону самого ценного трофея — крупного кристалла, извлечённого из змея Ургаха.
— Видишь этот камень? Он один стоит как вся остальная добыча. А ты в битве за него участия не принимал. Так что не ной.
Амат скрипнул зубами и пробормотал так, чтобы слышал только я:
— Таких червяков в прошлой жизни пачками убивал. Нашёл чем удивить.
Я ничего не ответил. Лишь слегка улыбнулся.
Со складов нас сразу, даже не дав привести себя в порядок, погнали на плац. Генерал и ректор Киров стояли на крыльце штаба, наблюдая, как рота выстраивается в ровные шеренги.
Михайлов произнёс короткую речь — дежурные слова о доблести, о том, как он гордится своими солдатами, о важности нашей миссии. Но я почти не слушал.
Моё внимание было приковано к человеку, стоявшему рядом с ним.
Отец Нади не произнёс ни слова. Он просто смотрел. Его холодный взгляд медленно скользил по строю, будто выискивая кого-то.
Надя стояла в первом ряду, её спина была неестественно прямой, пальцы судорожно сжаты.
Я видел, как взгляд Кирова на мгновение остановился на дочери.
И в его глазах не было ни гнева, ни разочарования.
Только расчёт.
Затем рядом с Надей он заметил меня, лицо мужчины исказила странная гримаса: что-то между презрением и раздражением. Потом взгляд ректора скользнул по моим друзьям, и в глазах читалось ясное: «Опять эта компания. Опять они в центре проблем».