— И даже если Лиза… — начал я, сжимая рукоять «Дыхания огня». — … что она скажет? Где искать его родных? Если они вообще существуют…
Дверь приоткрылась с лёгким скрипом. В комнату вошёл лысый мужчина. Высокий, худой, с впалыми щеками. Он поклонился, его взгляд словно прилип к лицу Сергея, в котором теперь трудно было узнать девятнадцатилетнего юношу.
— Лев Уваров, — представился он тихо, но чётко. — Слуга… покойного князя Всеволода Пожарского.
У нас невольно отвисли челюсти.
Пожарский. Род, чьё имя было проклятием, символом проигранной войны и исчезновения.
Митя первым оправился от шока.
— У него есть родственники? — резко спросил друг. — Нужно срочно найти. Для… — его взгляд скользнул в сторону гроба. — Для последнего прощания.
Слуга медленно покачал головой.
Его глаза были сухими и пустыми, как будто он уже давно перестал плакать.
— Никого, ваше сиятельство, — произнёс Лев, словно читая эпитафию. — Весь род… вырезан. Барин… он был последним. Теперь и его нет. Род Пожарских… прервался.
Его взгляд упал на клинок в моей руке.
— Родовая сабля… — слуга сделал шаг ко мне. — По праву слуги и душеприказчика… прошу отдать её. Она должна быть с хозяином. Или… передана по закону рода мне.
Я невольно крепче сжал ножны в руке. Холод металла напомнил о последних словах Сергея.
— Нет, — твёрдо сказал я. — У вашего господина была последняя воля. Я исполню её. Сам.
Уваров нахмурился, в его взгляде мелькнуло недоверие и вопрос: кому?
Но я молчал.
— И… кому же? — настаивал Уваров, но я лишь покачал головой, отводя взгляд.
Он понял, что давить бесполезно.
— Тогда… похороны, — Уваров перевёл дух, собираясь с мыслями. — Его нужно похоронить. Там, где положено. На родовом кладбище Пожарских.
— Где оно? — поинтересовался Амат.
— Недалеко, — махнул рукой Уваров, — в «Ярцево». Там, где когда-то было поместье. Теперь это руины, но место захоронения нетронуто.
— «Ярцево»… — Митя произнёс это слово тихо, словно пробуя на вкус.
Его взгляд стал острым, анализирующим. Друг посмотрел на Уварова, потом на меня, на клинок, потом снова на слугу.
— Выходит, ты служил последнему Пожарскому? — голос Романова был низким, почти беззвучным.
Слуга замер. Затем медленно, с достоинством кивнул один раз.
— Да, ваше сиятельство. Служил. С самого его детства.
Романов глубоко вдохнул.
— Хорошо, — решительно сказал он. — Хорошо, Уваров. Похороним его там, где должен лежать князь. По законам его рода. По старому обряду, как положено. Мы поможем.
— Благодарю, — слуга склонил голову, не скрывая усталости. — Я займусь… приготовлениями. Через неделю, максимум через две всё будет готово.
— Через неделю, — подтвердил Митя, встретившись взглядом со мной и Аматом. — Будем ждать от тебя вестей.
Мы оставили слугу Сергея в холодном полумраке морга.
На выходе Амат пробормотал что-то невнятное и направился в сторону бараков.
Митя пошёл к командному шатру, чтобы поговорить с Беловым.
А я… Я поспешил к «Стрижу».
Моя стальная крепость на рельсах возвышалась в предрассветных сумерках. Знакомый силуэт на фоне светлеющего неба.
Поднялся по трапу на палубу, прошёл в рубку.
Пусто. Холодно.
В ящике стола — только один пряник, аккуратно завёрнутый в вощёную бумагу. Взял его машинально. Хотелось перекусить.
Вышел на носовую часть. Нашёл место, массивный люк.
Сел.
Восток уже разгорался персиковым и золотым. Вершины дальних гор ловили первые, самые острые лучи ещё невидимого солнца, зажигаясь кроваво-красными, потом алыми, потом золотыми факелами. Красота, от которой щемило сердце.
Такой же восход я видел… когда? После того боя в старом мире? Или когда выносили Сашку с раздробленной ногой?
Потери… Они шли чередой.
И вот — Сергей. Не такой близкий, как те ребята из роты, с которыми глоток спирта из одной фляги был братством. С которыми я провёл не один год.
Но Серёга в этом мире стал для меня своим. Товарищ по учёбе, оружию. И теперь его нет.
Тяжело вздохнул.
Открыл флягу, глотнул холодной, обжигающей горло воды. Потом хотел взяться за пряник…
Пусто.
Лишь крошки на вощёнке.
Я поморщился, огляделся. Палуба пуста. Только я, гул машин где-то внизу, да нарастающий свет зари.
Тишина.
Странно…
— Тук! — что-то увесистое внезапно приземлилось на левое плечо.
Инстинктивно дёрнулся, повернул голову — пусто!
Но тяжесть была! Ощутимая, живая.
Сердце ёкнуло.
Я замер.
И тогда воздух над плечом завибрировал, сгустился, обрёл форму.