Софью вывели на палубу в сопровождении двух офицеров Волынского. Когда она шла мимо Рыбакова, серо-голубые глаза скользнули по его озадаченному лицу. А на лице девушки играла едва уловимая ехидная улыбка.
— Не сломайте мою игрушку, капитан, — тихо, но чётко сказала Софья. Она кивнула в сторону рубки, где находился артефакт купола. — Барон расстроится. Если… вернётся.
Графиня скользнула в вагон.
Поезд тронулся, увозя её в охваченный мятежом лагерь.
Волынский повернулся к Рыбакову.
— Теперь доложите о готовности. И план работ на завтра, — он бросил взгляд на почти скрывшееся за горами солнце. — Мы теряем время. Балтийск ждёт.
Поздно вечером, когда Волынский наконец удалился в отведённую ему каюту, Рыбаков поднялся в рубку. Усталость валила с ног, но одна мысль не давала покоя: «Где Мотя?»
Капитан обыскал привычные места: приборную панель, где тушканчик любил дремать на тёплых приборах, камбуз, где его всегда ждала еда.
Нигде нет.
Серебристый зверёк бесследно исчез.
Глава 15
Тяжёлый зловонный воздух карцера давил на грудь. Я сидел, скрючившись в этой проклятой яме и прислонившись спиной к холодному влажному камню. Ржавые прутья решётки, словно зубы гигантского зверя, смыкались над головой, отрезая кусочек утреннего неба.
Гнилостный запах сырости и тлена, поднимавшийся из-под слоя прелой листвы и травы, уже перестал раздражать.
Время тянулось медленно, словно смола. Каждая минута в этом каменном гробу была пыткой физической и моральной.
Руна подавления, вмурованная в карцер, не давала применить магию. Любая попытка сконцентрироваться и ощутить ставшую уже привычной связь с землёй натыкалась на мёртвую пустоту. Как будто отрубили руку.
Но сдаваться? Ни за что.
Мозг, привыкший к анализу и решению задач, лихорадочно перебирал варианты.
Решётка. Железо. Ржавчина. Коррозия.
Я видел два пути.
Первый — химический.
Слабая кислота могла бы ускорить разрушение ржавчины и ослабить металл. Но где её взять?
Выпросить у охранника уксус? Ха! Вряд ли.
Моча? Она содержит мочевину и соли — слабый электролит. Но концентрация ничтожна, а объёмы… нужны литры, постоянное воздействие.
Недели, если не месяцы, а у меня их не было. Надо выбираться отсюда как можно быстрее!
Электролиз: создать гальваническую пару! Если бы у меня был кусок более активного металла, к примеру, цинк или алюминий, и электролит, да та же солёная вода или моча, можно было бы попытаться ускорить коррозию железа.
Но… металла нет.
Электролита — мизер. И опять — время, которого не хватит.
К тому же процесс требовал бы контроля, постоянного увлажнения, что нереально под присмотром охранников.
Соль: попросить для еды? Если бы дали, можно было бы попробовать делать концентрированные растворы и наносить на самые ржавые участки петель и замка.
Соль — враг железа, она ускоряет окисление. Но опять же, это процесс медленный, а охранники могли заметить мои манипуляции.
Да и дадут ли соли? Хлеб был чёрствый, вода — болотная жижа. Соль — это деликатес.
Все химические пути вели в тупик из-за временного фактора и отсутствия ресурсов.
Толку от них ноль.
Второй путь физический.
Силовой. Но чем? Руками? Смешно.
Нужен был рычаг. Лом.
А где его взять в каменном мешке?
Мой взгляд невольно скользнул вниз, к влажной и тёмной земле под ногами. Туда, где скрывались останки предыдущего постояльца.
Холодок пробежал по спине. Это было кощунственно, отвратительно… но иного выхода нет.
— Прости, друг, — прошептал я, не зная, кому адресую слова: скелету или его призраку. — Но твои дела, похоже, ещё не окончены. Помоги мне выбраться отсюда.
Я начал ковырять пальцами в грязи, раздвигая слипшиеся листья и прелую труху.
Земля была плотной, холодной. И вот ощущение гладкой твёрдой поверхности. Не камень. Это была кость. Ребро.
Потом из земли появились очертания тазовой кости. Наконец, то, что искал: длинная берцовая кость. Она была крепкой, тяжёлой, с утолщёнными концами. Это настоящий природный лом.
Я вытащил её, стараясь не думать о владельце. Кость была желтовато-серой, местами покрытой тёмными пятнами, но целой.
Проверил на изгиб, вроде прочная. Идеально, можно начинать.
Следующие часы превратились в адскую рутину. Как только шаги охранника удалялись или он засыпал на своём походном стуле, а спал он крепко, храпя как паровоз, я начинал работу.