Молча достал кошелёк и отсчитал пару медных четвертаков.
— Вот сбор. Оставьте этих людей в покое.
Чиновник, удивлённо подняв брови, взял деньги и тут же растворился в толпе.
Семья смотрела на меня с немым потрясением. Я развернулся и пошёл прочь, но через несколько шагов будто случайно уронил свой дорожный блокнот. Его поднял мужчина — глава семьи, и вскоре догнал меня.
— Господин, вы обронили! — протянул он находку, и в глазах читалась чистая, неподдельная честность.
— Благодарю, — я взял блокнот и на мгновение задержал руку мужчины, вложив в ладонь тяжёлую золотую монету. — Возьми. На дорогу.
Он взглянул на монету и ахнул, пытаясь вернуть её.
— Нет-нет, господин, это же целое состояние! Я не могу… это слишком! Я просто поднял вашу вещь… Мне ничего не надо.
— Та вещь, что вы вернули, для меня гораздо ценнее, — твёрдо сказал я, разжимая его пальцы. — Не лишайте меня возможности отблагодарить хорошего человека за честность. Она нынче редка.
Не стал дожидаться слезливых благодарностей и быстро затерялся в толпе, направляясь к грузовым составам, где перемещали мой автомобиль. Отдав распоряжение отправить его на грузовой платформе прямиком в мои владения в «Точке», я купил билет на ближайший пассажирский поезд до центральной колонии. Мне нужно было остаться незамеченным, чтобы увидеть всё своими глазами.
Хотя из доклада Кучумова я прекрасно помнил, что происходит здесь, хотелось увидеть лично. Чтобы те меры, которые я применю для искоренения местного зла, не растаяли как просто хорошая инициатива.
Пересел на пассажирский поезд в зелёный вагон третьего класса. Он встретил меня гулом голосов, смесью запахов пота, дешёвых духов, кожи и еды. Я забился в угол у окна, закутавшись в плащ с надеждой поспать хоть пару часов.
В этом вагоне ехал простой люд: мелкие торговцы, отставные солдаты, ремесленники с семьями. Их разговоры были куда ценнее любых докладов от управляющих. Так можно было понять, чем сейчас дышат колонии. И мой сон как рукой сняло, стоило поезду тронуться, а разговорам начаться.
Я слушал жалобы на цены, сплетни о местных аристократах, истории о трудностях жизни. Пытался сразу проанализировать этот поток информации, выстраивая безрадостную картину социальных отношений. Сословные перегородки были здесь прочнее, чем в моем мире, а коррупция оказалась более откровенной и привычной.
Скоро и меня втянул в разговор попутчик, сидевший напротив. Щеголеватый мужчина лет сорока, в поношенном, но чистом сюртуке чиновника низшего ранга.
— Давно не видел в этих краях офицера, — начал он, заметив на мне только ему понятные подсказки. — С фронта?
— Можно и так сказать, — уклончиво ответил я, не желая отнекиваться, напротив, хотелось завязать разговор. — Вот только из «Новоархангельска», освобождал Балтийск.
— О-о-о! — его глаза округлились. — Так вы, выходит, с тем самым Пестовым служили? Который бронепоезда строит.
Мне стало неловко и смешно одновременно.
— Слухами земля полнится. А что, о нём говорят?
— Да все только и говорят! — чиновник оживился. — Мужик он, я вам скажу, с хитрецой! Здешняя знать ему сперва поперёк дороги встала. Не дали рельсы-то через свои поместья проложить. А он взял, да и пустил дорогу напрямик, через пустоши Смольникова! Теперь местные рвут на себе волосы, ибо все богатства мимо текут! А Пестов ещё и за проезд по железной дороге втридорога со знати берёт! — мой попутчик залился довольным смешком. — Ловко, а?
Я с трудом сдержал улыбку.
— А граф Смольников, говорят, теперь на коне, — продолжал болтать словоохотливый чиновник. — Этот Пестов с ним там целый культурный центр строит, вокзал с театром. И землю вокруг, говорят, какой-то мутный покупатель приобрёл за бесценок ещё до начала строительства. Умно же придумано!
Я лишь кивал, наслаждаясь тем, что операция по скупке земель моего главного управляющего, Осипа Гурьева, прошла так гладко, что даже местные чинуши не раскусили истинного заказчика.
Поезд между тем подошёл к промежуточной станции посередине материка, где шла активная стройка.
Выглянул в окно и увидел очертания грандиозного здания вокзала в стиле неоклассицизма. Каркас был уже готов. Внешне он очень напоминал вокзал из моего мира, который был построен в девятнадцатом веке в пригороде Петербурга как раз для таких целей.
Здесь кипела работа, сновали рабочие, гремели телеги со стройматериалами.
Начал вставать, чтобы сойти.
Попутчик удивлённо поднял брови.
— Вы здесь? Тут обычно никто не выходит. Глухомань.