Я молча заплатил, записывая в блокнот номер жетона чиновника и формулировку побора.
Рядом со мной какой-то мужчина тоже что-то быстро и яростно строчил в тетради, бросая на поборщика злые взгляды.
Телепортация прошла без происшествий, как, в принципе, и четырёхчасовая поездка по «Точке».
Вскоре поезд подошёл к вокзалу в пригороде Новогородска — столицы центральной колонии.
Власти города не разрешили мне провести туда дорогу, поэтому главная станция находилась на моих землях, в нескольких десятках вёрст от города.
Вышел на перрон, где уже суетились извозчики, предлагая свои услуги. Ко мне сразу же подошёл начальник станции, узнав.
— Кирилл Павлович! Добро пожаловать домой! Не ожидали вас! Машину вашу уже разгрузили, распорядиться подать? Или, может, экипаж?
— Спасибо, — кивнул я. — Подавайте машину. Давно меня здесь не было. Небось поменялось уже всё.
— Да, ваше сиятельство, поменялось, — он поклонился и помчался отдавать распоряжения.
Рядом, у выхода из вагона, замер сосед с большим блокнотом. Он смотрел на меня с изумлением, затем взглядом прошёлся по моей одежде, по тому, как со мной разговаривает начальник станции. И лицо попутчика озарилось пониманием.
— Так вы… Вы и есть барон Пестов? Ой… то есть граф, — выдохнул он.
Я молча кивнул.
— И вы… вы специально ехали в третьем классе, чтобы всё это увидеть своими глазами? — мужчина махнул рукой в сторону телепорта, имея в виду творящийся там произвол.
— Да, — подтвердил я. — И более того, намерен с этим бороться.
Глаза собеседника загорелись.
— Вы не против, если я использую это в своей статье? Я репортёр «Новогородского вестника».
Внимательно посмотрел на него. Свободная пресса — это отличный союзник в борьбе с коррупцией.
— Не против. При условии, что вы придержите публикацию на пару недель. Дайте мне время начать официальные процедуры. А потом… потом я дам вам эксклюзивное интервью.
— Договорились, ваше сиятельство! Жду вашего сигнала!
— Вас зовут-то как? — поинтересовался я у явно стушевавшегося человека.
— Владимир Гиляровский, — представился он, с жаром пожимая мне руку.
Оставил его, полного журналистского задора, на перроне и сел в поданное авто.
Дорога до дома заняла меньше получаса, всё вокруг разительно поменялось за столь короткое время.
Бывшие сельскохозяйственные земли постепенно превращались в индустриальный центр всех колоний. Производства, склады росли и множились как на дрожжах рядом с крупным логистическим центром колонии.
По дороге проехал два КПП, и наконец попал в свою деревню, которая уже начинала меняться, постепенно превращаясь в небольшой город.
Остановил машину недалеко от дома. Из открытых окон доносился аппетитный запах жареного мяса со специями и звонкий, беззаботный смех моей младшей сестры Таси.
Я замер на мгновение у входной двери и слушал этот звук. Вся усталость пути, вся горечь от увиденного произвола, от похорон друга и боёв в «Новоархангельске» медленно отступали, растворяясь в тепле домашнего очага и в этом смехе.
Дом — это место, куда ты всегда хочешь вернуться.
Я глубоко вздохнул, расправил плечи и толкнул тяжёлую дверь.
Глава 8
Войдя в дом, я замер на пороге, осматриваясь. Меня поразила теснота, которую ранее не замечал. Прихожая, до этого казавшаяся вполне просторной и уютной, теперь напоминала каморку.
Стены, скрипучая лестница на второй этаж — всё это было милым, тёплым, но… недостойным. Недостойным графского титула, который я теперь носил.
Этот дом был временным пристанищем, лагерем на пути к настоящей цели — возвращению родового имения. Я должен был вернуть наши земли, отстроить свою усадьбу, а не ютиться в чужом доме. Денег на это уже должно хватить, мои предприятия работали, обороты росли. Точные цифры ещё предстояло узнать у Осипа, но я был уверен, что средств достаточно.
В доме пахло свежей выпечкой и мамиными духами: ландыш и ваниль.
Из столовой доносились звонкий смех Таси, спокойный, размеренный голос матери, отдававшей распоряжения служанке Машке, и услужливое ворчание лакея Потапа.
Никто не вышел меня встречать. видимо, шум мотора попросту не услышали за домашними делами.
Мотя почуял знакомые запахи, голоса. Он пронзительно взвизгнул и серебряной пулей унёсся вглубь дома, растворяясь в воздухе.
Через мгновение из столовой раздался его радостный требовательный писк, а следом послышался взвизгнувший от восторга голос сестры.
— Кирилл! Братец вернулся!