Это могло стать настоящей катастрофой. Лифты, скорее всего, передвигала магия, освещение в пещере и туннеле, ведущем на поверхность, тоже, а там ещё, может, и магическая взрывчатка установлена или укрепление свода. Ну его…
— Спасибо, мы сами, — твёрдо сказал я, хватаясь за ручку тележки.
Амат, бледный от перехода, молча встал с другой стороны. Василий, демонстрируя недюжую для своего скромного вида силу, взялся толкать сзади.
Подъём оказался испытанием не столько на физическую выносливость, сколько на терпение.
Туннель, вырубленный в скале, был широкий, но его постоянно пересекали потоки грузчиков с тюками и повозками, запряжёнными унылыми лошадьми. Под ногами хлюпала грязь, перемешанная с тем, что оставили после себя животные.
'Ну почему нельзя было проложить элементарные рельсы для вагонеток? — в сотый раз ругал я местную косность.
Или хотя бы заставить этих несчастных лошадей носить подхвостники…
Элементарные санитарные нормы!
Прогресс тут буксует в буквальном смысле'.
Теперь я понимаю жалобу Мити на то, что грузооборот между «большой землёй» и колониями не растёт уже пятый год.
А куда ему расти?
Да тут и так выжимают всё, что можно, из этого туннеля.
А ведь не удержусь и напишу Мите письмо, что я об этом думаю.
Где-то на середине пути вспомнил самую длинную лестницу России из своего мира — на Торгашинском хребте в Красноярске. Та была выше в два с лишним раза, но куда комфортнее. Здесь же, толкая перед собой неповоротливую тележку, мы потратили на подъём добрых полчаса, постоянно уступая дорогу и лавируя между лужами.
Выйдя, наконец, из тунеля, я с облегчением вытер лоб. Руки отзывались приятной мышечной усталостью. Проклинать своё решение тащить всё самому я начал ровно в тот момент, когда увидел идеально ровный пол в здании телепорта на поверхности.
Преодолев арку, где несли службу имперские таможенники, я предъявил свои документы. Чиновник с безразличным видом сунул мой паспорт в углубление на столе, рядом с которым стоял магический кристалл. Тот вспыхнул белым, затем фиолетовым светом.
— Роду Пестовых воспрещён выезд с территорий колоний, — монотонно констатировал служащий, даже не глядя на меня.
— У меня есть личное разрешение Его Императорского Величества на месячный вояж, — парировал я, стараясь говорить так же бесстрастно.
Чиновник поднял на меня глаза, на мгновение в них мелькнуло удивление, затем он что-то пробормотал, ткнул в кристалл пальцем, и тот снова загорелся ровным белым светом. Нехотя поставив штамп, мужчина вернул документ.
— Счастливого пути, господин Пестов.
Выйдя из здания на свежий воздух, мы оказались на идеально уложенной брусчатке центральной площади Чусового.
Контраст был разительным.
После колоний, с их суровой практичностью, это выглядело как прыжок из провинции в столицу. Хотя, в принципе, колония «Павловск» могла посоревноваться с этим великолепием.
Пафосные строения в стиле эклектики с элементами барокко окружали просторную площадь. Рядом с нами высилось здание вокзала — настоящий дворец из красного кирпича с белокаменной отделкой, высокими арочными окнами и островерхими крышами. Он напоминал мне Казанский вокзал в Москве, только в миниатюре и с налётом уральской основательности.
Внутри здание оказалось ещё величественнее. Под высокими сводами с росписями на потолке сновали люди, громко объявляли о прибытии и отправлении поездов.
Я отыскал кассу первого класса и получил заказанные заранее билеты в купе повышенной комфортности. Тут же к нам присоединился Фердинанд Цеппелин.
Сам состав уже ждал у платформы. Настоящий левиафан: паровоз, лоснящийся чёрной краской, с блестящими медными деталями, дышал мощью и паром. За ним тянулись вагоны, раскрашенные в разные цвета, в зависимости от класса: сдержанные тёмно-синие — первый, зелёные — второй, и более простые, коричневые — третий.
Мы направлялись к своему вагону, когда по перрону прошествовала небольшая, но очень заметная группа.
Впереди с невозмутимым видом шёл пожилой господин с пенсне. Его окружала свита из четырёх человек: двое в алых ментиках — куртках с несколькими рядами пуговиц — и в блестящих киверах имперских гусар и двое в более строгих, но не менее внушительных мундирах гвардейской пехоты. Охранники бдительно и без лишней суеты озирались, мягко, но настойчиво расчищая путь своему господину.
— Кого это так торжественно провожают? — хмуро поинтересовался Амат, наблюдая за группой. — Кто-то из придворных господ или чин какой важный?