Выбрать главу

— Не знаком, — пожал я плечами и спросил, обращаясь к Цеппелину. — Граф, вы не узнаёте?

Немецкий инженер внимательно всмотрелся, но тоже отрицательно качнул головой.

— Нет, граф, — обратился он ко мне тоже по титулу. — В высших кругах Петербурга я, увы, не вращался.

Тут тихий, но уверенный голос прозвучал позади нас. Это говорил Василий Меркулов.

— Если не ошибаюсь, ваше сиятельство, это Михаил Христофорович Голубцов. Министр финансов, личный казначей Его Императорского Величества.

Мы втроём синхронно повернулись к секретарю. Василий слегка смутился под таким вниманием, но продолжил, демонстрируя блестящую осведомлённость:

— Да, это он. Я видел портрет в газетах. Говорят, Голубцов редко появляется на публике.

— Министр финансов? — Амат нахмурился ещё больше. — И он едет на обычном пассажирском поезде с парой гвардейцев? Почему не на специальном составе? Это же верх безрассудства!

Меркулов почтительно склонил голову.

— Сложно сказать, господин Жимин. Возможно, цель его визита требовала конфиденциальности, например, перевозка чего-то ценного. Спецпоезд привлекает куда больше внимания. А может, он просто возвращался с вод на курортах «Павловска». Даже министрам, полагаю, иногда хочется путешествовать без лишнего шума.

— Ну, насчёт шума он явно просчитался, — проворчал Амат, кивая в сторону свиты. — С таким эскортом его не заметит только слепой.

— Или, наоборот, это гениальный ход, — задумчиво сказал я. — Кто будет искать одного из самых влиятельных людей империи в простом экспрессе? Прятаться на виду это иногда лучшая тактика. Хотя… — я посмотрел, как Голубцов с охраной скрывается в своём вагоне, — это определённо добавляет нашему путешествию перчинки.

Мы продолжили путь к своему вагону, и я задумался: если Меркулов прав, и Голубцов везёт что-то важное, то его присутствие в поезде может стать магнитом для неприятностей. Я бессознательно потрогал внутренний карман пиджака, ощущая через ткань твёрдый прямоугольник визитницы.

Мысль о том, что там спрятано несколько антимагических пластин, сразу же согрела душу.

Сдвоенное купе в первом классе встретило нас тишиной, запахом дорогой кожи и полированного дерева. Мягкие диваны с бархатной обивкой, бронзовые бра, столик с прикрученной к полу вазой для цветов. Здесь всё дышало имперской роскошью. В наших покоях было два спальных купе и небольшая гостиная между ними.

Амат, не говоря ни слова, сразу рухнул на один из лежаков и провалился в сон.

Василий аккуратно расставил ящики в углу другого купе и занял пост рядом с ними, развернув перед собой свежий номер «Имперского вестника».

Вот так почти сразу после отправления поезда я остался с глазу на глаз с налысо побритым спутником.

— Граф Пестов, — почтительно кивнул Фердинанд фон Цеппелин, — может, кофе закажем?

— Конечно, а почему бы и нет, — я дёрнул за шнур, и меньше чем через минуту в дверях купе появился услужливый проводник.

— Чего господа желают?

— Кофе, и покрепче, — я посмотрел на секретаря, тот отрицательно мотнул головой. — Тогда, будьте любезны, два чёрных кофе.

— Один из них с молоком, — добавил Фердинанд.

Когда принесли напитки, мой секретарь Василий как-то понял, что я хочу поговорить с графом наедине. Он молча вышел в коридор, заняв позицию часового у двери.

Цеппелин откинулся на диване, положив руки на набалдашник своей трости. Его взгляд был направлен в окно.

— Господин фон Цеппелин, — начал я, первым нарушив молчание. — Ваша просьба помочь освободить человека… Она не даёт мне покоя. Вы рискуете многим, обращаясь ко мне, представителю… скажем так, не самого любимого в столицах рода.

Граф обернулся. Его глаза изучали меня несколько секунд, словно что-то взвешивая. Затем мужчина тяжело вздохнул, и его уверенное лицо смягчилось, выдав глубокую, затаённую печаль.

— Вы правы, граф. Это дело для меня крайне личное. Речь идёт не просто о талантливом инженере. Речь идёт о женщине, которую я люблю. О Мирославе.

Он сделал паузу, собираясь с мыслями и бессознательно скользя пальцами по рукояти трости.

— Мы познакомились пять лет назад в Штутгарте, на международной выставке инноваций. Она представляла работу своего отца: усовершенствованный регулятор давления для паровых магистралей. Я — свои скромные наработки по аэронавтике. Вы бы видели её, граф! — в голосе нового знакомого впервые прозвучал настоящий, неподдельный огонь. — Ум, смелость, блеск в глазах! Она не просто понимала мои идеи, она видела их потенциал лучше меня. Мы говорили три дня без остановки. Мирослава была… единственным человеком, который видел в дирижабле не воздушный шар для ярмарок, а будущее.