Из приоткрытых окон лилась музыка, смешиваясь с приглушённым гулом светской толпы. К чугунным воротам то и дело подкатывали кареты и даже автомобили. Редкая, подчёркивающая статус хозяев роскошь.
Я расплатился с извозчиком, щедро отблагодарив.
Тот поймал золотую монету, смышлёно подмигнул, дескать, всё понимаю, барин.
Мы остались втроём: я, Амат и Фердинанд.
Цеппелин был похож на струну, готовую лопнуть, его пальцы нервно теребили рукоять трости. Ещё немного, и Фердинанд бы её сломал.
— Я не могу пойти с вами, — прошептал граф, не отрывая взгляда от особняка. — По периметру точно стоит сигнализация, настроенная на меня. Стоит только попасть на территорию особняка, как тут же поднимется тревога.
— Что же делать? — задумчиво сказал Амат, вглядываясь в сторону дома. А его живот предательски заурчал, выдавая истинные мотивы.
— Я знаю это поместье достаточно хорошо. Видите восточную стену, ту, что уходит вглубь парка? Там есть старая мраморная беседка. Она вплотную подходит к чугунной ограде. Я смогу подойти снаружи под маскировочным куполом. Мирослава… она знает это место. Мы там иногда встречались, — мужчина умолк, сглотнув ком в горле.
План родился сам собой, импровизационный, и оттого, возможно, единственно верный.
Нам нужно было проникнуть на бал, найти княжну и под благовидным предлогом выманить её к этой беседке. Цеппелин тем временем займёт позицию снаружи.
Я передал графу своего зверька: если что-то пойдёт не по плану, то выпустит его, а Мотя уже разыщет меня.
Амат мрачно хмыкнул, окидывая взглядом освещённый особняк.
— Киря, а как думаешь, там лобстеры из колоний есть? Уж больно есть охота.
— Пойдём посмотрим, думаю, кухня там на высшем уровне.
Наши дорожные костюмы — мой, пошитый из дорогой качественной ткани, хоть и был лишён блеска и роскоши, и простой, но качественный офицерский сюртук Амата — смотрелись чужеродно на фоне бриллиантов и шитья. Но врождённая аристократическая осанка и уверенность делали своё дело.
Мы шли как хозяева жизни, а не как непрошеные гости.
Миновали ворота и направились к парадной лестнице, где всех прибывающих встречал лакей. Он был словно павлин в своей цветной ливрее с гербом рода Оболенских.
Вид у него был надменный и в то же время услужливый.
Вот как ему это удавалось?
— Ваши приглашения, господа.
Амат начал изображать поиски.
— Давайте я проверю списки, — предложил лакей, раскрывая чёрную папку с золотыми вензелями.
В этот момент к нам подошёл старший дворецкий — мужчина с цепким взглядом.
Осмотрел меня, потом задержался на друге, и в глазах мелькнуло узнавание.
— Амат Романович? Младший сын адмирала Жимина? Ваш отец, когда бывал в Москве, оказывал большую честь нашему дому.
Друг кивнул и, не меняя хмурого выражения лица, повернулся ко мне, отчеканив:
— Граф Кирилл Павлович Пестов. Мы здесь проездом, всего лишь на день. Хотел засвидетельствовать своё почтение князю Юрию Фёдоровичу.
Дворецкий широко раскрыл глаза. Удивлённо посмотрел сначала на Амата, затем на меня. Конечно, ведь имя Пестовых даже на «большой земле» было известно многим: хотя бы по целебным эликсирам с моим гербом, что стояли в каждой аптечке.
— Граф Пестов… — прошептал он. — Но ваш род… — он запнулся.
Я, не моргнув глазом, парировал голосом, полным холодной уверенности:
— Обстоятельства меняются. Я был проездом в Москве по делам империи. Амат сказал, что хочет заехать к князю, и я принял за долг засвидетельствовать почтение Юрию Фёдоровичу. Дабы не сочли за неуважение к столь почтенному дому, — выкрутился я.
Наглая, топорная отмазка. Но наглость, подкреплённая статусом, это лучший пропуск в любое общество. Дворецкий, всё ещё опешивший, почтительно склонился.
— Конечно, ваше сиятельство. Тысяча извинений за нерадивого слугу. Сию минуту провожу вас до господина. Пожалуйте. Прошу следовать за мной.
И мы, как по мановению волшебной палочки, переступили порог особняка.
Роскошь большого зала давила не столько богатством, сколько своей показной, удушающей совершенностью. Хрустальные люстры, отбрасывающие тысячи бликов, тяжёлый парчовый штоф на стенах, замысловатые статуи у стен, звуки оркестра на хорах.
Пахло дорогими духами, жареной дичью и сладостями.
Дворецкий вёл нас через толпу, которая расступалась, одаривая удивлёнными, любопытными, а порой и враждебными взглядами.
Наконец мы предстали перед князем, а слуга тут же что-то шепнул своему хозяину на ухо и сразу удалился.
— Граф Кирилл Пестов, прославившийся взятием Балтийска? Вы ли это? Я слышал, ваш род не в праве покидать колонии, — произнёс он с ядовитой издёвкой, едва заметно растягивая слова.