Механическая защита была отключена.
Сделал несколько глубоких вдохов, прислушиваясь, и только потом двинулся дальше.
Коридор сделал последний поворот и вывел меня в просторное круглое помещение с высоким сводчатым потолком.
В стенах зияли три массивных арочных проёма, каждый закрыт кованой решёткой. Над ними висели бронзовые таблички с выгравированными словами: «Казна», «Хранилище ценностей», «Конфискат». Четвёртый проём — тот, из которого я вышел.
Позвал служащих банка и Меркулова, чтобы осмотреть находки.
Первой мы вскрыли «Казну». Воздух внутри был сухим и холодным — работали руны сохранности.
Комната оказалась с пола до потолка заставлена дубовыми сундуками. Приоткрыв один из них, я увидел аккуратные стопки золотых имперских рублей.
— Отлично, — констатировал я без особой радости. — Фонд восстановления города и зарплат честным чиновникам пополнен.
Для меня это был не клад, а рабочий ресурс.
Вторая комната, «Хранилище ценностей», была куда интереснее. Её стены оказались усеяны индивидуальными ячейками разного размера. Именно это помещение и интересовало людей больше всего.
Я приказал Меркулову и банковским служащим немедленно составить опись всех ячеек.
— Но, ваше сиятельство, — заколебался один из них, — как мы проверим подлинность владельцев? Документы у многих утеряны…
— Объявите, что людям, потерявшим документы, доступ будет предоставлен только под надзором, — отрезал я. — Ячейки не откроются без ключа или специальной процедуры. А главный «ключ»… — я потрогал карман с антимагической пластиной, — пока только у меня.
— Может, сюда пригласить кого-нибудь из инквизиции? Для объективности, — предложил Василий.
— Очень даже здравая идея, — задумался я, — по приезду в администрацию подготовь письмо.
— Сделаю.
— Наша задача — как можно быстрее вернуть средства в экономику города и колонии, и мы это сделаем.
Третья комната, «Конфискат», оказалась свалкой истории.
Служащие, оживившись, пояснили, что здесь хранилось изъятое по полицейским и судебным делам.
Нехотя вошёл внутрь.
Стеллажи ломились от странных предметов: какие-то кристаллы, различное холодное оружие с дорогими гардами, украшенными драгоценными камнями, потрёпанные фолианты.
Прошёлся по этому складу, случайно задев картонную коробку с инвентаризационным номером. Она свалилась на пол, открылась, и из неё выпали аскетичные серебряные карманные часы.
Поднял их.
На крышке был выгравирован странный символ: рунический знак, заключённый в круг с полосой. Словно это был запрещающий дорожный знак из моего мира.
Любопытство взяло верх. Я открыл крышку.
Циферблат был чист, три стрелки — часовая, минутная и секундная — замерли на месте.
Попытался завести часы, но ничего не произошло. Тогда я встряхнул их. Стрелки дёрнулись и начали хаотично вращаться, а когда я перестал трясти, замерли, показывая в разные стороны. Все, кроме секундной. Она мелко подрагивала и, как я ни поворачивал часы, неизменно возвращалась, указывая на меня.
Что за чёрт?
Я отошёл в другой угол комнаты, положив раскрытые часы на стол.
Секундная стрелка плавно качнулась и снова упёрлась в мою грудь.
Достал книгу описи и по идентификационному номеру быстро нашёл информацию о часах.
Часы карманные, серебро. Конфискованы у мага-наёмника, казнённого за покушение на жизнь барона К. Также была пометка, что часы сломаны, не функционируют. Причина неизвестна. А на полях комментарий: «Предмет представляет академический интерес».
Да, эта тайна была по мне.
Сжал часы в ладони и положил их в карман. Было ощущение, что они ещё могут пригодиться. А оказавшись в этом мире, я стал доверять своим предчувствиям.
Следующие дни погрузили меня в трясину административной рутины. Кабинет в администрации, несмотря на все усилия Меркулова, по-прежнему был завален бумагами.
Подписание документов, встречи с чиновниками из других колоний, купцами, бесконечные отчёты.
Долгорукий докладывал об успехах «сафари»: популяция тварей стабилизировалась, мы контролировали численность, но о полной зачистке речи не шло. Адмиралы же, Клюков и Белоусов, явно саботировали работы.
Очередное совещание проходило в весьма напряжённой атмосфере.
Генерал Долгорукий, отчитавшись о стабильной, хоть и рутинной работе «сафари» на суше, с притворной небрежностью бросил через весь стол: