— Ну и как? Не расходится с твоими фантазиями? — спросил я сестру.
— Лучше, — она громко выдохнула.
За окном открывалась картина, больше напоминавшая театральные декорации, нежели транспортный узел.
Под высокими стеклянными куполами, сквозь которые уже проглядывали первые звёзды, суетилась нарядная толпа: под приглушённый гул оживлённых голосов и далёкие аккорды настраивающегося оркестра пассажиры «вечерних» поездов сливались в единый калейдоскоп из блеска дамских украшений, тёмных фраков и ярких мундиров.
Двери вагона открылись, и нас встретил не просто шум, а атмосфера праздника. Воздух пах морем, дорогими духами и цветами из привокзального зимнего сада.
И едва я ступил на перрон, как навстречу буквально кинулся Илья Артурович Смольников. Он был воплощением преображения: гордая осанка, энергичные движения, уверенная улыбка. В нём не осталось и следа от того апатичного графа, которого я встретил около года назад.
— Кирилл Павлович! Ирина Владимировна! Таисия Павловна! Добро пожаловать! — звучным и радужным голосом сказал мужчина, легко перекрывая окружающий гомон. Он с изящным поклоном поцеловал руку маме, затем Тасе. — Вы просто сияете! Весь Павловск сегодня будет говорить только о вас.
— Илья Артурович, принимаешь как Императора, — усмехнулся я, глядя на красную дорожку, расстеленную от двери вагона. — Всё это… Ты совершил чудо.
— Чудо совершили ваши инвестиции и моя тоска по настоящему делу, — парировал граф, но глаза прям засияли от гордости. — Это лишь начало, Кирилл Павлович, лишь начало!
Я почувствовал лёгкое движение во внутреннем кармане сюртука. Мотя, обычно невозмутимый, явно нервничал в этой суматохе. Я мысленно послал ему успокаивающий импульс.
— Илья Артурович, если нужна моя помощь в чём-либо… Организационные моменты, какие-то проблемы, — озвучил я, чувствуя себя немного лишним на этом празднике жизни, который граф так гениально устроил.
Смольников рассмеялся, положив руку мне на плечо.
— Дорогой мой друг, всё под абсолютным контролем! Я об этом полжизни тосковал, поверьте. Ваша единственная задача сегодня — это наслаждаться зрелищем. Идите, осмотрите всё! Позже обязательно найдём минутку обсудить дела, — он подмигнул и буквально сразу же отвлёкся на нового гостя, растворившись в толпе с лёгкостью опытного шоумена.
Я ещё какое-то время постоял на перроне и понаблюдал за графом. Этот человек рождён для такой деятельности. Я предоставил ему холст и краски, а он написал шедевр. И в этом шедевре мои расчёты на создание нового центра силы обретали плоть и кровь.
Краткий осмотр вокзала лишь укрепил моё впечатление.
Смольников блестяще обыграл архитектуру Павловского вокзала: просторные залы с колоннадами, высокие потолки, расписанные фресками, зимний сад с экзотическими растениями, откуда доносилось щебетание птиц. Повсюду мерцали не только магические светильники, но и электрические гирлянды.Это был намеренный контраст, символизирующий единение магии и прогресса.
Мама, взяв меня под руку, тихо ахала:
— Кирилл, да это же весь цвет колоний! Вон, смотри, князь Гагарин, он же лет десять не покидал своего поместья. А это… генеральша фон Шпекин с дочерьми. Как они все здесь оказались?
— Их привезли мои поезда, мама, — так же тихо ответил я, — и их манит блеск того, что я построил.
Почувствовал, что Мотя ещё сильнее забился в глубь внутреннего кармана, рядом с визитницей. Ему явно не нравилось это столпотворение. Поймал себя на мысли, что постоянно анализирую толпу: кто с кем общается, кто кого избегает, в чьих глазах читается зависть, а в чьих — расчёт.
Этот вокзал уже становился идеальной площадкой для сбора информации.
Торжественная часть началась с блестящей речи Смольникова. Он стоял на небольшом возвышении, остроумный, вдохновляющий, щедро раздавая комплименты гостям, Императору — заочно, а затем скромно, но как-то обыденно указав на меня в толпе.
Раздались аплодисменты. Они были искренними и громкими.
Перерезание алой шёлковой ленты прошло под ослепительные магниевые вспышки фотоаппаратов аккредитованных журналистов — одно из ключевых условий нашего договора с крупными газетами.
Сегодня репортёров пустили сюда для освещения открытия, но впредь вход в сам комплекс, особенно во внутренние залы во время мероприятий, будет для них строго воспрещён.
Я почему-то даже не удивился, когда среди немногочисленной прессы заметил знакомую энергичную фигуру в несколько помятом сюртуке.
— Кирилл Павлович, добрый вечер! Поздравляю с открытием! Не окажете ли мне честь запечатлеть вас с семейством для истории? — репортёр уже наводил свой громоздкий аппарат.
— Добрый вечер! Владимир Гиляровский, насколько помню, — я кивнул. Тот широко улыбнулся, польщённый, что я запомнил его. — Не против.
Пока он возился с настройками, пытаясь поймать лучший ракурс, я спокойно спросил:
— Пригодились ли вам мои скромные размышления о транспортных проблемах в колониях и о коррупции?
— Ещё как пригодились, ваше сиятельство! Огромное спасибо! — глаза Владимира загорелись. — Статья наделала изрядного шума, в канцелярии губернаторов, слышал, некоторые даже совещания экстренные собирали.
— Всегда рад помочь. Обращайтесь, — я заметил, как мама и Тася старались сохранить изящные улыбки перед объективом. — У меня всегда в запасе есть пара-другая идей, как сделать жизнь в наших колониях лучше.
Мужчина кивнул с довольным выражением лица, и в этот момент раздался щелчок, окутав нас небольшим облачком дыма.
— Обязательно обращусь, Кирилл Павлович! А насчёт вашего назначения в Балтийск… сможете сейчас дать мне небольшой комментарий по этому поводу? Хотя бы пару слов для зарисовки.
— Давайте отложим это на месяц-полтора, — предложил я. — Приезжайте в Балтийск, когда немного обживусь там. Обещаю, расскажу всё без прикрас.
Журналист почтительно поклонился и тут же растворился среди коллег, которые тут же окружили, наперебой спрашивая, о чём это он беседовал с графом Пестовым.
Видел, как Владимир, таинственно улыбаясь, что-то оживлённо им рассказывал, и я был почти уверен, что завтра в «Новогородском вестнике» появится намёк на грядущий «эксклюзив от специального корреспондента из Балтийска».
Затем все хлынули вглубь, в открытую галерею, ведущую к светящемуся фонтану.
Вечерело.
Воздух наполнился прохладой и ароматом роз. Зажглись тысячи огней: от факелов в руках каменных грифонов до разноцветных электрических гирлянд, оплетающих колонны.
Зазвучал оркестр, первые такты вальса, и пары закружились у фонтана.
Я сознательно остался в тени, наблюдая.
Мой проект становился реальностью.
Культурным центром.
Орудием мягкой власти.
И в этот момент я ощутил лёгкое, едва заметное покалывание в висках. Знакомое чувство ментального давления. Я резко огляделся, пытаясь найти источник, но в толпе веселящихся гостей никто не смотрел на меня с немым сосредоточением. Антимагические пластины в визитнице гасили атаку, но лёгкий дискомфорт оставался.
— Кирилл, взгляни, вон дочь генерала Адрианова, — мама, сияя, снова взяла меня под руку, начиная неспешный тур. — Какое милое создание! И состояние у семьи… солидное.
— Мама, ради всего святого, — мягко, но настойчиво остановил её я. — Давайте просто насладимся вечером. Всему своё время.
— Но, Кирилл, тебе уже скоро двадцать! Пора подумать о продолжении рода, о надёжной партии, — в голосе женщины зазвучали нотки лёгкой паники.
— Возвышение рода — вот моя главная «партия» на данный момент, — парировал я, лавируя между гостями.
Тем временем Тасю то и дело приглашали танцевать. Она была очаровательна, и многие молодые люди уже видели в сестре выгодную партию. Юная графиня из внезапно разбогатевшего и возвысившегося рода. Однако после третьего кавалера энтузиазм девушки заметно угас.