Выбрать главу

В течение 1,5 месяцев (с середины июня по август 1942 г.) партизаны изучали подходы к объекту. На основе разведанных, собранных специальными группами, был составлен план действий. Замысел его состоял в том, чтобы одновременным ударом, как по охране моста, так и по расположенным вокруг него гарнизонам, сковать силы немцев и создать группе минеров условия для производства взрыва. Все привлекавшиеся к операции силы были разбиты на 8 групп от 10 до 40 человек. Каждой был намечен объект нападения. Около 3 часов ночи 12 сентября объект был атакован. В ходе тяжелого боя партизанам удалось подорвать мост, но при этом они понесли значительные потери[202].

С мая по сентябрь 1942 г. Народные мстители провели на железной дороге Гомель — Брянск 15 крушений воинских эшелонов, разрушили 9 км железнодорожного пути. На магистрали Брянск — Орел диверсионные группы, совершив 13 крушений, разбили 7 паровозов, 285 вагонов с живой силой и техникой. По сведениям штаба Брянского фронта на 1 октября 1942 г., за месяц партизаны выводили из строя в среднем 8-10 паровозов и 150–200 вагонов, что составляло 2–3 % имевшегося на этом направлении подвижного парка германских войск[203]. С сентября по декабрь 1942 г. брянские партизаны пустили под откос 226 воинских эшелонов, тогда как за весь предшествующий период уничтожили только 85 составов[204].

Поддерживать движение воинских эшелонов немцам удавалось за счет увеличения охранных войск. Еще в июле 1942 г. для контроля над железной дорогой Рославль — Брянск была переброшена 707-я пехотная дивизия (727-й, 747-й пехотные полки, легкая артиллерийская группа и саперная рота)[205]. Но этих сил оказалось недостаточно. В декабре 1942 г. для охраны железнодорожных линий Брянск — Орел, Брянск — Гомель немецкое командование привлекло дополнительные части[206]. В частности, тыловой корпус № 532 в составе: пехотного полка «Десна», 313-го, 304-го, 703-го, 862-го батальонов полиции, истребительного батальона, добровольческого отряда Фишера, велосипедного батальона. Командовал корпусом генерал-лейтенант Бернхардт[207]. Сюда же была направлена 102-я венгерская дивизия сил безопасности[208]. Привлечение этих частей позволило в определенной мере стабилизировать ситуацию.

Документы свидетельствуют, что брянские партизаны в 1941–1942 гг. не смогли помешать переброске немецких войск на фронт. Не удалось и парализовать оккупационный аппарат управления. Разгром некоторых воинских гарнизонов, пунктов полиции в целом не оказал большого влияния на положение немцев на Брянщине. При этом, тыловые службы группы армий «Центр» были вынуждены усилить оборону наиболее важных железнодорожных объектов. К борьбе с народными мстителями стало привлекаться больше сил и средств.

Об этом не сообщалось

Ведя справедливую войну в тылу врага, партизаны нередко отличались героизмом, высокими морально-нравственными качествами. Однако имели место и негативные тенденции, неизбежно связанные с особенностями диверсионно-террористической борьбы в тылу противника. Среди наиболее распространенных — конфискация у населения продуктов питания. Несмотря на то, что в предоккупационный период соответствующие структуры НКВД создали несколько продовольственных баз, после начала боевых действий выяснилось, что этого оказалось недостаточно. Более того, некоторые базы были захвачены врагом во время первых боев осенью 1941 г. В результате партизаны были вынуждены изымать продукты у местных жителей.

В отчете от 23 мая 1942 г. командир Кокоревского отряда (Суземский район) Кочур признавал: «Со дня организации отряда, личный состав питался за счет населения, и было выделено две группы, которые занимались доставкой продовольственного и боевого питания… У семей полицейских изъято 60 пудов хлеба, 8 коров, 11 лошадей, 25 шт. гусей и другое имущество и продукты питания — все ушло для отряда»[209].

Подобные реквизиции позволяли партизанам на какой-то период решить продовольственный вопрос. Были даже формирования, где продукты использовались не по назначению. Так, издав приказ о запрете самогоноварения, командование отряда «Смерть немецким оккупантам» Навлинского района за зиму и весну 1942 г. истратило 1500 пудов хлеба. Живя с рядовыми бойцами в одной землянке, за перегородкой, командир (П. А. Понуровский) и комиссар (А. В. Суслин) отряда распивали этот самогон, запрещая пить его своим подчиненным[210].

В ряде исследований утверждается, что принудительная реквизиция продуктов силами советского сопротивления имела место только на начальном этапе войны[211]. Однако документы свидетельствуют, что подобные случаи происходили и в дальнейшем. Например, осенью 1942 г. в поселке Ленинский Мглинского района 9 партизан из отряда им. Котовского прикладами избили С. А. Снытко за то, что она попыталась воспрепятствовать изъятию у нее продуктов. При этом муж и сын Снытко были партизанами, а второй сын воевал в РККА. В этом же поселке партизаны из 5-й Ворговской бригады забрали корову у жены красноармейца Лобановой[212].

Летом 1942 г. продовольственная проблема у брянских партизан обострилась, поскольку оккупанты стали чаще проводить операции, отрезая народных мстителей от населенных пунктов. 31.10.42 г. П. К. Пономаренко в докладной записке на имя Сталина отмечал, что в Орловской области «есть много районов ближней фронтовой полосы…, где действующие партизанские отряды из местных ресурсов не могут себя обеспечить. Есть также группы отрядов, например, Емлютина, Орлова, Зыкова и др., длительно блокируемые противником и поэтому не имеющих источников снабжения». Далее начальник ЦШПД пишет: «Продовольственные базы, созданные отрядами Емлютина, Панченко и др., частично захвачены противником»[213].

Ситуация с питанием стала катастрофической летом 1943 г., когда немцы накануне операции «Цитадель» предприняли ряд крупных антипартизанских акций. Военная цензура НКГБ СССР зарегистрировала значительное количество писем брянских партизан к родственникам о тяжелом продовольственном положении. Вот наиболее яркие выдержки.

А. Пустомолова: «Жизнь наша очень трудная. Находимся в лесу, в тылу врага, отрезаны от всех населенных пунктов. С питанием дело обстоит очень плохо, конечно, пухнем с голоду». Миронов: «Опишу свою партизанскую службу. Сейчас у нас неважно в Брянском лесу, прижал нас немец. Стало трудно насчет питания. Как хочется соединиться с армией. Продукты с самолетов не сбрасывают, будет трудно пережить лето». Шаронин: «Я ослаб, подумай, как бы помочь мне. Очень прошу, помоги мне в питании, направь посылку с летчиками и побыстрее. Попроси их, они сделают все, или сам побывай у меня, только бери с собой, что покушать, а то у нас насчет этого трудновато». П. В. Зеленихина: «Питание скверное, почти один подножный корм. Я болела 8 дней. Живу я сейчас неважно, чувствую себя слабо, худею, а мысли о доме, о большой земле. Надоело мне в тылу врага, хотя бы скорее приходила сюда наша Красная Армия»[214].

Нелегкая лесная жизнь отнюдь не способствовала повышению уровня дисциплины. Пользуясь моральной неустойчивостью отдельных партизанских руководителей, нацистские карательные и разведывательные органы неоднократно пытались бороться с народными мстителями путем внедрения в отряды молодых и красивых женщин, чтобы они, ближе познакомившись с командованием, могли выведать его планы.

К примеру, в Ворошиловский отряд, подчинявшийся штабу партизанского движения Брянского фронта, были внедрены агенты Калашникова и Телятникова. Войдя в доверие к командиру отряда Надежкину и его начштабу Муравьеву, женщины стали их сожительницами. Попутно Калашникова и Телятникова занимались шпионажем, извещали гитлеровцев о намерениях отряда, пока их не арестовали члены оперативно-чекистского отдела[215]. Похожая ситуация была и в партизанском соединении, которым командовал первый секретарь Черниговского обкома партии А. Федоров, не раз кочевавший со своей бригадой по Брянским лесам. Любовницей Федорова стала бывшая сожительница расстрелянного начальника полиции Ульяна Макагон. Попытки чекистов убедить секретаря, что Макагон агент немецкой разведки, поначалу ни к чему не привели. Федоров запретил сотрудникам НКВД допрашивать женщину, которую, правда, все равно потом арестовали и расстреляли. Известно также, что Федоров почти не имел отношения к боевым делам бригады. Большую часть времени он любил проводить за обильным столом, и по количеству выпитого самогона ему не было равных во всем соединении[216].

вернуться

202

РГАСПИ. Ф. 69. Оп. 1. Д. 17. Л. 274–277.

вернуться

203

ЦАМО. Ф. 202. Оп. 12. Д. 159. Л. 373–375.

вернуться

204

РГАСПИ. Ф. 69. Оп. 1. Д. 110, Л. 27.

вернуться

205

Там же. Д. 71. Л. 91.

вернуться

206

Там же. Д. 129. Л. 14.

вернуться

207

ЦАМО. Ф. 361. Оп. 6081. Д. 33. Л. 25–25 (об.)

вернуться

208

Эббот П. Союзники Германии на Восточном фронте. 1941–1945. — М., 2001. — С. 22.

вернуться

209

Цит. по: Александров К. Оккупация отдельно взятого региона. История неизвестного самоуправления // Посев. — М., 2002. — № 5 (1496). — С. 45.

вернуться

210

РГАСПИ. Ф. 69. Оп. 1. Д. 746, Л. 110.

вернуться

211

См.: Ковалев Б. Н. Нацистская оккупация и коллаборационизм в России, 1941–1944 / Б. Н. Ковалев. — М., 2004. — С. 279.

вернуться

212

РГАСПИ. Ф. 69. Оп. 1. Д. 1109. Л. 1.

вернуться

213

Цит. по: «Один подножный корм» // Родина. — М., 2005. — № 4. — сс. 19–20.

вернуться

214

Цит. по: «Огненная дуга»: Курская битва глазами Лубянки. — М., 2003. — сс. 336–337.

вернуться

215

РГАСПИ. Ф. 69. Оп. 1. Д. 1090. Л. 3.

вернуться

216

Жирнов Е. Подпольный облом действует // Коммерсант-власть. — М., 2005. — № 48 [651], 5 декабря. — С. 75–76.