— Ты хочешь сказать, мир рушится? А прежде было иначе? — заметил Ойсин.
— Прежде — да! — От недавней невозмутимости Дубтаха не осталось и следа. — Попустительство, благодушие, глупость, блуд — все это было и пребудет. Но! Когда сильнейший яд попадает не ко врачевателю, но к одержимому — это не бедствие. Нет, это хуже! Это возвращение Отца зла!
— А если яд попадет к одержимому врачевателю? — вставил слово Ойсин. — Тебе не дает покоя рукопись?
— Нет, не рукопись, — криво ухмыльнулся Дубтах, качая головой. Руки старика виделись белее белого, да и сам он, теперь не в белых одеждах, а в черной ризе, выглядел точно архонт на одной из мозаик. — Но место ее. То, что сокрыто и должно быть сокрыто. Письмена богов остаются богам. Мы лишь хранители их. Письмена подтверждают величие замысла богов своим существованием, и не дело смертных касаться основ, коих им постигнуть не суждено.
— Так тебя уязвило, что принц оказался умнее тебя? — усмехнулся Ойсин.
— Умнее? Как бы не так! Пусть мои очи не зрят солнца, но я чувствую, есть ли оно на небосводе! Мне ли не знать, какой ветер ловят паруса, что распустил Кондла!
— Да уж точно не северный, — заметил Ойсин.
— Еще бы! — воскликнул жрец. — Стеклянная Башня — воронье пугало. Ужели юнец сам мог додуматься, что искать в библиотеке и где?
— Почему бы и нет? — возразил Ойсин.
— Да потому, — прихлопнул Дубтах ладонью инкрустированную столешницу, изображавшую картину мира от крайнего Восхода до последнего Заката и от звездных сфер до глубей недр и пучин морских. И белая иссохшая длань архонта-Дубтаха возлежала на кольце Окружного Океана. — Потому что для открытия таких тайн нужно знать то, что знают немногие. Нужно знать то, что передается от посвященных посвящаемым из века в век. Долго искали они ходы сюда, но Най-Брэнил был закрыт для них, и я немало потрудился для этого. Увы, ищущий да обретет!
— Только я оказался не так глуп, как думали они! — опять воскликнул жрец, не давая Ойсину вставить реплику в свой монолог. — Раз один нашел путь, то и другие, коли дать им ту же карту, повторят его. Мне ли не знать было, что прочел за свою жизнь принц Кондла, когда я был — и остаюсь, пусть это лишь видимость ныне — его наставником! Дай семерым те же книги и те же права, что имеет восьмой, да еще их соотечественник и ровесник — и они пройдут его дорогой…
— Так это ты убил сих несчастных! — догадался Ойсин.
— Не страшно, — осклабился верховный. — Напротив, они, полагаю, счастливы, поелику достигли вершины всех желаний — узнали час своей смерти и умерли так, как хотели. Что, нравится вам логика старого Дубтаха? — ехидно вопросил он.
— Если бы у жреца были живые глаза, он бы взглядом прожег дыру в сердце Ойсина.
— Нравится, — без вызова отвечал жрец. — И что, они открыли тебе тайну?
— Почти. Не хватало одного звена. Я знал уже, что искать, но не знал где.
— Теперь знаешь? — спросил Ойсин с некоторым даже любопытством.
— А тебе самому разве не интересно взглянуть на это? — странно хихикнул Дубтах. — Как видишь, не только ты умеешь читать символы.
— Охотно признаю сие искусство и за другими, — кивнул Ойсин. — Как ты следил за нами? Или откуда-то можно наблюдать за всей библиотекой?
— Нет, до такого даже создатели Най-Брэнил не додумались, — отказал предположению Ойсина жрец. — Сие нарушило бы замысел библиотеки как лабиринта. Нет. Я предвидел, что друг твой не откажется взять фонарь у Дехтире.
— И что фонарь? — быстро спросил Ллейр, доселе молчавший, не вмешиваясь в словесный поединок Ойсина и Дубтаха. Да и кто был бы в силах вмешаться? Разве третий равный им знаток лабиринтов, но сыщется ли такой в мире?
— Маленький осколок неизвестного мне металла помещается в его оправе, — начал Дубтах. — Дай мне фонарь, так будет проще, — попросил жрец.
Ллейр отдал фонарь.
— Так вот, — Дубтах безошибочно указал на серебристо-белый металл, выделявшийся вкраплением на желтом ободе, поддерживающем камеру с маслом. — Фонарь — у вас, а это — у меня, — и он извлек из рукава нечто вроде плоского двустороннего зеркала, выполненного из голубоватого сияющего кристалла. Жрец развернул зеркало плоскостью к куску металла, и сейчас же треск, похожий на мурлыканье кошки или же на треск мелких искорок вокруг натертого шерстью янтаря, но треск гораздо более звучный и громкий, наполнил комнату. Дубтах оставил фонарь в одном углу, сам же с зеркалом отошел в противоположный. Треск стал тише, но совсем ненамного. Тогда жрец повернул зеркало ребром по направлению на фонарь: треск исчез, будто то, что трещало, накрыли толстым гранитным колпаком.
— Теперь слушайте.
Дубтах принялся плавно разворачивать зеркало, и чем более оно обращалось к фонарю своей плоскостью, тем отчетливее слышался треск, достигнув своей наивысшей мощи при зеркале, открытом фонарю.
— Вот так я и следил за вами, — пояснил Дубтах. — Не спрашивайте меня, что это за чудесные материалы, и как получилось, что они столь дивно взаимосвязаны, ибо секрет их утерян, а я не кузнец и не стекольщик, чтобы постигнуть эти законы самому. Мне повезло в том, что я выбрал эту комнату. Она мне всегда нравилась, и я не ошибся. Ваш путь окончился здесь. А то, что он закончился, — несомненно, понеже я слышал вашу беседу по ту сторону двери: зрения я лишился, зато слух мой обострился замечательно! — хихикнул старик.
— Замечательное изобретение, — похвалил зеркало и кусочек неизвестного металла Ойсин. — Итак, ты предлагаешь нам открыть тебе этот свиток — или книгу — к нашей общей выгоде. А почему нас? И кто такие «они», коих ты опасаешься более тайных посланцев Стеклянной Башни?
— Вот уж не думал, что услышу этот вопрос, — с недоброй хитринкой улыбнулся Дубтах. — Я-то считал, что воины Ордена не будут лицемерить гам, где это бесполезно. Что ж, я отвечу. Кто такие «они»? А кто век за веком оплетает мир сетью своего Плана? Кто шаг за шагом проникает к самым сокровенным тайнам древности и захватывает их одну за одной? Кому, наконец, нужно то, что мы теперь почти нашли?
— И кому же? — Ллейр не понимал, знает ли Ойсин правду, говоря так, или же нет. Однако Дубтаха, видимо, это мало интересовало.
— Орден, — был ответ. — Кто еще так уверен в себе, чтобы думать о бессмертии? Кто еще настолько могуч, чтобы одолеть лабиринт Най-Брэнил? Кто еще мог знать о том, что лежит в библиотеке, не входя в нее? Почему вы?! А кто же еще?
— Так зачем ты говоришь нам это? — вмешался Ллейр. — Если мы воины Ордена, и ты не хочешь допустить, чтобы мы завладели рукописью — или чем там еще, — зачем говорить нам все это?
— Затем, — на сей раз совершенно хладнокровно, безо всяких гримас, изрек верховный, — что вы не принадлежите Ордену.
— Ты ошибаешься… — начал было Ойсин.
— Нет, — сказал Дубтах, так будто железный браслет наручника захлопнул на запястье у Ойсина, да и у Ллейра заодно. — Кто же сунулся бы в библиотеку, зная, что я здесь хозяин? Да еще и на моих глазах? Зачем тогда было дурачить принца? Зачем вообще было искать книгу, когда Кондла вынес бы ее вам на серебряном блюде? Когда Орден действовал своими руками? Этого не было. Наконец, что вы знаете об Ордене? Кто-нибудь из вас слышал о нем до того, как вышел на берег Най-Брэнил?
— Орден не может ошибаться, — возразил Ойсин. — Или мы, или принц Кондла. Кто-то должен был взять книгу первым и наверняка.
— Чушь, — покачал головой Дубтах. — Вы не знали, что ищете. Еще раз повторяю: я слышал, что вы говорили в соседней комнате. Итак: вы находите книгу — и можете забирать ее. Лишь бы она не попала к Ордену. Я отпускаю вас с острова, а уж с принцем справлюсь сам.
— Зачем же ты посылал за рыцарями Ордена? — насмешливо сказал Ллейр. — Ты сам запутался, Дубтах. Сначала ты говоришь, что мы — из Ордена, и потому нашли книгу. Потом — что мы понятия об Ордене не имеем. Потом отдаешь нам книгу, не зная, что с нами станется. И при этом ждешь гостей от Ордена. Не слишком ли?