— Вот и здесь тоже говорят о грязи! — С палубы послышалось сопрано, до приторности жеманное. — Эти висельники, из которых набрана команда, и аквилонские дикари, которые им покровительствуют, видимо, никогда не моются, как и их дамы. Я слышала, милая Арита, что где-то на восходе какие-то дикари не моются вообще, потому что думают, будто тем самым смывают свое счастье. И мы теперь уподобимся им, и скоро, Арита, нам придется сесть на лошадей без седла и жить в домах из шкур. А у мужчины будет по несколько жен, как на Восходе. Неужели не понять, что женщина перестает быть светской дамой, если у нее не вымыта голова?
— Кто это? — Конан нахмурился.
— Это графиня Силевия, государь, — отвечал Тэн И. — Родом из Кордавы. Ее муж — один из самых молодых грандов зингарского двора.
— Молодой, говоришь… — пробормотал Конан. — Кажется, они направляются сюда. Евсевий, дай мне как-нибудь понять, если я скажу лишнее. Поссориться с женой советника куда хуже, чем с самим советником. С зингарцами я уже ссорился, и теперь мы подписали договор. От добра добра не ищут. Следующий раз поссорюсь с ними в Мессантии, и они подпишут договор с Аргосом. А теперь надо повременить.
— Да, красивая женщина при дворе может натворить бед, — кивнул Евсевий. — О, графиня, позвольте, я поддержу вас. Эти трапы крайне опасны!
— Ах, благодарю вас, месьор… Простите великодушно, не припомню, как вас величают…
— О, мои звание, титул и имя мало что вам скажут. Я подданный его величества аквилонского короля. О, да с вами госпожа Арита!
Любезничая подобным образом, Евсевий вытащил на корму одну за другой двоих разряженных молодых дам. Первая — госпожа Силевия — была довольно высокая, стройная, отлично сложенная, с прекрасными каштановыми волосами, уложенными в невообразимую высокую прическу. Лицо у графини было белое — она специально, согласно моде, закрывала его от солнечных лучей — чтобы отличаться от загорелых зингарских простолюдинок. Лицо ее было миловидно, хотя красивым его назвать было трудно. Все портил прямой рот, к тому же графиня имела привычку поджимать губы. Это было лицо богатой, капризной и избалованной женщины. Глупенькой или наивной она не выглядела, но и проницательного женского ума во взгляде ее жгучих глаз заметно не было.
Ее спутница, которой нельзя было дать больше восемнадцати против верных двадцати пяти графининых, Арита, дочь известного кордавского купца Хорхе, путешествовала вместе с отцом. Купец скопил огромное состояние и имел семерых детей — но, увы, Митра не послал ему наследника. Пришлось усыновить племянника, воспользовавшись тем, что младший брат исчез где-то в океане при невыясненных обстоятельствах. Но семерых дочерей надо было как-то устроить, при этом не слишком разоряясь на приданое, то есть выдавать замуж их следовало за весьма состоятельных кавалеров, что было делом очень хлопотным. Тем не менее от четверых старших Хорхе уже сумел избавиться. И если все они походили на Ариту, то это было непросто.
Нет-нет, Арита не была ни уродливой, ни слишком полной или слишком тощей. Это была девушка с крепкой фигурой кордавской горожанки, овальным веснушчатым лицом, густыми черными волосами, вздернутым носиком, пухлыми алыми губами и большими темными глазами. Но в ней не было черты, столь ценимой зингарской знатью, а именно чванства, заносчивости и упрямства, без коих дама в Зингаре не могла считаться дамой высшего света. Арита была скромна и молчалива, умела слушать собеседника, чем графиня Силевия беззастенчиво пользовалась, считая Ариту круглой дурой. Неизвестно, что сказала бы графиня, услышь она спои только что произнесенные речи, но, если судить по ним, не слишком умной представлялась как раз она.
Бриан Майлдаф и Тэн И немедленно заняли места телохранителей. Майлдаф так и не снимал своего одеяния, бывшего сродни длинной, до щиколотки, юбке. Тэн И по причине торжественности происходящего пришлось сменить свою невзрачную, но очень удобную серую и просторную льняную одежду на шелковый кхитайский наряд, состоящий из штанов и куртки с поясом, расшитый золотом, бисером и цветными нитями. Вышивка на куртке, коя была ярко-красной, изображала причудливые растения, которые назывались, оказывается, просто розами и папоротниками, хотя о розах и папоротниках Конан имел совершенно иное представление. Между этими диковинами мира флоры извивались зубастые и языкатые драконы с огненно-золотыми гребнями по всей спине и длиннющими усами. Между изогнувшимися пресмыкающимися порхали маленькие цветные птички и не уступающие им по величине бабочки. Желтые штаны кхитайца все были расписаны каллиграфически вышитыми кхитайскими письменами. Искусство выведения этих непонятных каракатиц (таковыми они были на взгляд Конана, разумеется) ценилось в Кхитае не меньше, чем мастерство живописи или стихосложения.
Колоритную группу на корме возглавлял сам король. За два года Конан привык к ношению предусмотренной дворцовым этикетом одежды, но сейчас киммериец был облачен в свой повседневный морской наряд: кожаные и промасленные, чтобы не намокали, штаны, высокие мягкие сапоги, тунику и черную кожаную куртку. На могучей шее короля красовалась серебряная цепь с кулоном. Словом, костюм был предельно прост, но варвару подходил как никакой иной. Конечно, явись перед графиней в таком наряде не Конан, а, например, штурман «Вестрела» Сигурд Ванахеймский, коему этот костюм подходил не меньше, Силевия наверняка состроила бы гримаску и произнесла нечто вроде: «Фи, какой вульгарный мужлан!»
Но теперь перед нею был король Аквилонии в одежде простого матроса. Возможно, за глаза она бы и нашептала Арите, что монарх аквилонский носит лохмотья и груб, как матрос, но король был здесь: немолодой, но сильный, мужественный и по-особенному красивый.
— Приветствую прекрасных дам, осмелившихся подняться на борт этого корабля, — обратился к дамам Конан. Он решительно не знал, о чем с ними говорить. — Нравится ли вам погода нынешним утром? Ваша прическа очень мила…
— Ах, ваше величество, — тонко пропела графиня. — Вы так любезны, отрываясь от важной, должно быть, государственной беседы и снисходя до нас, простых смертных…
«Кром, Имир и Эрлик! Какая чушь! — взмолился про себя Конан. — Да на этой «простой смертной» золота и камней столько, что хватило бы на три «Полночных звезды» и жалованье экипажу на год вперед! Сейчас станет о чем-нибудь просить».
— Но, право, ваш комплимент моей прическе — это чрезмерная галантность. Увы, правды не скрыть, красивые волосы требуют много времени и жертв, а скряга боцман жалеет ничтожной капли воды. О король, вы столь внимательны! Прикажите этому мужлану слушаться меня! И тогда вы увидите, как должна выглядеть настоящая прическа.
Силевия сделала большие глаза и посмотрела многозначительно и многообещающе. Конан эту дворцовую игру усвоил уже давно, задолго до того, как дворец стал его постоянным местом обитания.
«Она еще глупее, чем я думал, — помыслил он. — Прическа! Лучше распущенных волос я не видел ничего!»
Король собирался уже ответить резко, но тут на выручку пришел Евсевий.
— Нет-нет, графиня. Его величество никогда не были склонны выслушивать грубую лесть, а сами и подавно не позволяют себе подобного. Ваша прическа и вправду достойна всяческого восхищения, ибо это истинное произведение искусства. У вас очень тонкий вкус, графиня. Что же до боцмана Серхио, не стоит обращать внимания на такие мелочи. Я думаю, этот добряк с радостью дал бы вам воды сколько вашей душе угодно, но ведь он на королевской службе и обязан выполнять приказания. Кроме того, известно ли вам — о, вам, несомненно, известно, вы прекрасно осведомлены о тайнах моря — сколь невыносимо отсутствие на корабле пресной воды в достатке. А ведь Серхио пришлось пережить такое, и его рачительность похвальна и простительна. Простите же его, блистательная графиня! Поверьте, я побывал во многих странах, но таких волос и второй такой прически не найдешь нигде.