— Благодарю. Так и сделаю.
Распрощавшись с Молчановым, я пронаблюдал за тем, как его кортеж уезжает восвояси. А затем позвонил в поместье Лобанова. Трубку взял кто-то из слуг. Выслушав меня, пообещал немедленно найти хозяина.
Лобанов ответил спустя пару минут.
— Да, есть такой, — сказал он, когда я объяснил цель звонка. — Большим спросом пользуются его работы. Только не знаю уж, успеет ли Сергий быстро церковь вашу иконами-то снабдить. У него вечно заказы на недели вперёд. Но работает он споро, надо отдать ему должное. Настоятель подворья, я слышал, даже выговаривал ему за это. Мол, негоже клепать лики святые, как пирожки. Но Сергий его не слушает. Вдохновение у него. Иконы, впрочем, от скорости не страдают. Вам лучше самому с ним перемолвиться. Приезжайте, если время есть, — познакомлю.
Поблагодарив Лобанова, я обещал быть в течение часа.
Сяолун пытался увязаться со мной. Заявил, что одному дворянину негоже ездить. Может, он и прав. Я в тонкости этикета аристократов никогда не вникал, и дворецкий иногда этим пользовался. Но на этот раз я велел ему оставаться дома и следить за хозяйством.
— Ты больше не камердинер, — напомнил я. — У тебя новые обязанности. Где это видано, чтобы дворецкий повсюду таскался с хозяином?
На это Сяолун не нашёл, что ответить, и я уехал.
Когда прибыл в поселение англомана, перед его особняком Татьяна гарцевала на лошади, заставляя её вставать на колено и кланяться.
— О, господин Львов! — улыбнулась она, завидя меня.
Спустилась с животного, передав поводья одному из конюхов.
На ней были обтягивающие лосины, короткая замшевая куртка и высокие сапоги для верховой езды.
— Брат сказал, что вы заедете. Просил показать вам подворье. Не против моего общества?
— Напротив, — ответил я. — Почту за великое счастье.
— Ой, да перестаньте, — отмахнулась от любезностей девушка. — Вам не идёт. Уж не знаю, почему. Так вы хотите заказать Сергию иконы?
— Да. От моего миссионера ни секунды покоя. Он молод и очень ретиво взялся за дело.
— Ревнитель веры, — понимающе кивнула Татьяна. — Не удивлена. Большинство священнослужителей, которых присылают на Фронтир, такие. Приграничью нужна страсть, знаете ли. В вас она тоже есть, я думаю.
— Хочется надеяться.
— Идёмте. Предлагаю воспользоваться моей машиной.
— Благодарю. И не возражаю.
Мы сели в большой внедорожник с высоким клиренсом. Татьяна Лобанова устроилась за рулём. Поинтересовалась:
— Как относитесь к женщинам-водителям?
— Я не сексист.
— Большая удача для меня. Пристегнитесь.
— Вы собираетесь устроить гонки по пересечённой местности?
— Нет, но безопасность превыше всего.
Накинув ремни, мы покатили через посёлок, выехали из него и направились на северо-запад.
— Слышала, вы познакомились с господином Молчановым, — проговорила Татьяна, не отрывая глаз от лобового стекла. — Как он вам показался?
— Он был весьма любезен. Показал мне свои угодья и обещал предоставить оборудование.
— Неужели? Как мило с его стороны. Впрочем, он умеет себя подать, если хочет.
— Спрашивал о вас.
— Да? И что сказал?
— Кажется, вы разбили ему сердце.
Лобанова хмыкнула.
— Не думаю, что оно у него есть. Впрочем, ваши с ним дела меня не касаются. Я понимаю, он ваш сосед.
— Как и вы.
— Верно. Вон за той рощей будет подворье. Двенадцать монахов, включая настоятеля. Сами всё построили. И теперь спасаются, как могут.
Явно девушке хотелось сменить тему. Я не стал ей мешать и возвращаться к Молчанову.
Спустя несколько минут стали видны три бревенчатых домика с двускатными крышами и несколько зданий хозяйственного предназначения. Чуть поодаль возвышалась маленькая часовня.
Два монаха в чёрных рясах рубили дрова, трое чистили картошку. Остальных видно не было.
Татьяна остановила внедорожник перед центральной избушкой.
— Приехали.
Когда мы вылезли из машины, дверь домика отворилась, и на крыльце показался высокий мужчина с длинной бородой и деревянным распятием на груди. Ряса болталась на нём, как на вешалке.
— Отец Серафим! — Лобанова помахала ему рукой. — Добрый день.
— Благослови тебя Господь, дочь моя, — пробасил монах, не сводя с меня глаз.
Над ними нависали кустистые брови, которых хватило бы на троих.
— Вот, познакомьтесь, ваше преподобие. Родион Николаевич Львов, наш новый сосед. Прошу любить и жаловать. А это игумен Серафим.
Иеромонах спустился по ступенькам и протянул мне широкую ладонь. Рукопожатие оказалось крепким, уверенным.
— Добро пожаловать в наши края, сын мой, — сказал он, глядя на меня с нескрываемым интересом. — Каждый, кто борется с Изломом, желанный гость.
— Спасибо, ваше преподобие.
— Чему обязан визитом, сын мой?
— Мне сказали, у вас тут спасается талантливый живописец. Сергий.
Монах кивнул.
— Есть такой. Сам его благословил на это богоугодное дело. Желаете иконы заказать? Понимаю. Что за церковь без образов? Давайте я вас отведу.
Игумен мне сразу понравился. Деловой человек, без экивоков.
Втроём мы двинулись между зданиями, пока не оказались на заднем дворе одной из избушек, где сидел на перевёрнутом ящике парнишка лет двадцати с пшеничными вихрами и едва пробивающейся бородкой. Перед ним стоял мольберт с установленной доской, на которой уже угадывались очертания архангела Михаила. Нас иконописец не замечал, пока мы не подошли совсем близко. Лишь тогда он перевёл взгляд, пару раз моргнул и вдруг улыбнулся. Сердечно так, по-мальчишечьи.
— Отец Серафим, — протянул он, откладывая кисть и вставая. — А я вот увлёкся, — парнишка с любовью окинул взглядом своё творение.
— Брат Сергий, к тебе гости, — мягко сказал игумен. — Госпожу Лобанову ты знаешь, а это — Родион Николаевич Львов, наш сосед.
— Здравствуйте, — кивнул монашек нам с девушкой.
Мне показалось, что присутствие Тятьяны его смутило. Он быстро отвёл от неё взгляд и потупился. Впрочем, чему удивляться? Бороться с зовом плоти не так-то просто, особенно когда ты молод.
— Его благородие желает заказать у тебя образа, — проговорил Серафим. — Для новой церкви. Как у тебя со временем?
Парнишка обхватил себя за локти и уставился в небо, шевеля губами. Нижняя была вся искусана.
— Сейчас у меня три иконы на очереди, — проговорил он. — А потом могу заняться вашим заказом. Какие образа вам нужны?
Он старательно избегал глядеть на Лобанову и даже немного отодвинулся от неё. Интересно, что заставило парня пойти в монахи, лишив себя радостей мирской жизни.
— На ваше усмотрение, — ответил я. — Думаю, вы в этом лучше разбираетесь.
Сергий кивнул.
— Хорошо.
— Сколько примерно времени это займёт?
— Ну, на одну икону у меня уходит неделя, — при этих словах художник бросил опасливый взгляд на игумена. Словно боялся, что тот станет распекать его за торопливость. — Эта вот почти готова, — он указал на мольберт. — Значит, через две с половиной недели начну писать для вас. Пара месяцев понадобится, но вы можете забирать образа по мере готовности.
— Отлично, — кивнул я. — Во сколько мне это обойдётся?
— Мы живём пожертвованиями, — ответил за парнишку Серафим. — На твоё усмотрение, сын мой.
Что ж, работа большая, так что придётся раскошелиться. Вот только у меня проблемы с наличкой. Но можно снять в банкомате.
— Тогда в следующий раз, как приеду, привезу пожертвование, — сказал я.
— Благослови тебя Бог, — кивнул игумен. — Не будем тебя отвлекать долее, брат, — обратился он к Сергию. — У нас свежая выпечка. Не угодно ли отведать? Велю чаю вскипятить.
— Нет, спасибо, ваше преподобие, — отказался я. — У меня ещё полно дел сегодня.
— Понимаю. Что ж, идёмте назад.
— Благодарю вас, брат Сергий, — сказал я на прощанье иконописцу, который уже взялся за кисть.