Я поделилась своими подозрениями с Рейвеном однажды. Мы сидели в гостиной дядюшки, я вышивала, как того требовал этикет, Рейвен — делал вид, что читает. Жена дядюшки, Шарлотта, сидела у окна в дальнем углу комнаты и изо всех сил смотрела на сад, чтобы, с одной стороны, соблюсти приличия, с другой — дать нам побыть наедине.
«Ты боишься чего-то конкретного, Лиз?» — спросил Рейвен, отложив книгу. Он наклонился ко мне, чтобы его слова слышала только я.
Я покачала головой. Вышивка в моих руках смялась, хотя я все равно никогда не была в этом хороша, так что не особенно об этом жалела.
«Я не знаю, чего я боюсь. Просто… я чувствую, что… что это добром не кончится. Что будет… что-то страшное, понимаешь?»
Он нахмурился. От тяжелого взгляда серых глаз мне стало неуютно.
«Если ты скажешь мне что-то конкретное — я смогу решить твою проблему. Что бы это ни было. Но если это просто страхи… тебе не стоит придавать этому слишком большое значение. После свадьбы все уляжется».
«Но Рейвен…»
«Что?»
«Ничего», — пристыженно отвернулась я.
Не хотелось снова нарваться на лекцию о том, что я слишком полагаюсь на суеверия вместо того, чтобы мыслить здраво. Я отлично помнила обидные слова Рейвена о моем исследовании для дипломного проекта. Я усвоила уроки. Должно быть, я в самом деле просто нервничала.
И все-таки вечером накануне свадьбы я наняла кэб и рванула в дом Рейвена, хоть это и было вопиющее нарушение приличий. Я сказала, что беспокоюсь за него, что чувствую — вот-вот случится что-то плохое.
«Давай отменим свадьбу! Я люблю тебя, но… нам не стоит жениться, я чувствую! Случиться что-то плохое! С тобой, со мной… С нами обоими! Рейвен, послушай!»
«Тише, Лиз, — Рейвен схватил меня за запястья и привлек к себе. Он выглядел удивленным, но спокойным. Его сердце билось ровно. — Ты просто перенервничала, так бывает».
Он меня не услышал. Наверное, на его месте так поступил бы каждый мужчина, чья невеста перед свадьбой боится чего-то непонятного.
«Просто давай переживем этот день, Лиз, — сказал мне тогда он. — А потом — я обещаю, сделаю все, чтобы ты никогда, никогда ни в чем не нуждалась и ничего больше не боялась. Верь мне».
Как иронично, что как раз тот-то день я и не пережила.
— Лиз. — Рейвен наклонился ко мне, его дыхание, такое теплое, такое невероятно теплое, коснулось губ. — Скажи мне.
Серые глаза, обычно прищуренные, сейчас смотрели открыто, как будто Рейвен хотел впитать меня в себя целиком. Его рука по-прежнему лежала на моей шее и ощущалась очень горячей.
Глава 17
«Лиз. Скажи мне».
Слова Рейвена эхом отдавались от стен комнаты, у меня шумело в ушах от страха и от ощущения… тепла, которое я уже успела забыть. Тепла, которое шло от руки Рейвена, от его дыхания, его тела, даже, кажется, от его взгляда.
«Скажи мне».
Что он хочет от меня услышать?
Что я его не бросала? Что хотела бы быть вместе? Что люблю его больше жизни?.. В буквальном смысле.
Зачем ему об этом знать?
Что это изменит?
Ничего.
Я умерла! Умерла, Рейвен! Все кончено!
Хотелось прокричать ему это в лицо, но серые глаза смотрели внимательно, с какой-то непонятной, ужасной, выворачивающей душу наизнанку надеждой.
На что он надеется? Что изменится, если я ему все расскажу? Та история в прошлом, тот, кто виноват, — уже не потревожит ни меня, ни Рейвена. Все кончено.
Пятнадцать лет назад больше всего на свете я хотела, чтобы Рейвен жил, и жил счастливо. Того же я хочу и теперь.
В самые темные моменты жизни, когда мне казалось, что в мире не осталось ничего, кроме голода, меня держали на плаву только мысли о Рейвене. О том, что он жив, что я справилась. Иногда я мечтала о том, что он снова женился и завел детей, двоих, как он всегда и хотел. Не то чтобы я испытывала восторг, думая о женщине, на которой он женился, но… меня успокаивали мысли о том, что Рейвен счастлив. И что я сделала все, что могла, чтобы это было возможным.
Я его не видела со дня свадьбы, и ничего о нем не знала.
По правде говоря, я думала, что дядюшка упокоит меня сразу, как только увидит — такой. Умертвием. Я надеялась только на то, что он даст мне время рассказать ему кое-что важное перед этим.
Для этого я его и искала, и ждала, прячась в саду у дома. Внутрь заходить не решалась, потому что — там прислуга, там люди, огромная суета из-за сорванной свадьбы.