— Ты сперва начни что-нибудь изучать, — ответил Рудольф. — Начни хотя бы с того, на чем ты остановилась до нашей свадьбы.
— Опять идти туда, где этот господин вынюхивал в моем затылке запах малины? — спросила Ирма.
— Зачем же туда? — спросил Рудольф и прибавил: — С тобой почти бессмысленно говорить, ты готова считать, что это зависит от меня или что я пытаюсь что-то тебе навязать.
— Я не считаю и не думаю ничего, я просто не хочу идти к этим обезьянам, — ответила Ирма, сама не зная, зачем обозвала людей обезьянами. Еще несколько месяцев назад она во что бы то ни стало стремилась уйти из деревни, уйти именно к тем, кого теперь назвала обезьянами.
— А куда мы денемся от этих обезьян, если хотим жить, — сказал Рудольф. — К тому же все-таки есть какая-то разница — пойдешь ли ты к этим обезьянам молодой девушкой, от которой еще пахнет деревней, или состоятельной госпожой. И если у тебя есть желание заняться машинописью, я бы мог приискать приличное место, где никто не станет нюхать твои волосы. Но, повторяю, если это тебе надоело, то можешь заниматься бухгалтерией, которая была твоей первой мечтой здесь, в этом доме.
— Моей первой мечтой здесь, в этом доме, была любовь, — сказала Ирма и попыталась улыбнуться, будто она шутит, — и это моя последняя мечта. Но одно я хотела бы знать: зачем мне теперь машинопись или бухгалтерия? Что, иначе я не справлюсь со своими домашними счетами?
— Ты спрашиваешь, зачем? Просто потому, что никогда не можешь знать, к тому же еще в твои годы, чем жизнь может стать, чем окончиться. Представь самое простое: я становлюсь банкротом. Что тогда? Конечно, я не говорю, что я уже стал, хочу стать, словно банкротство бог весть какое счастье, но эту возможность надо все-таки учитывать. Из-за предосторожности я поместил свой капитал в разные предприятия, но полной уверенности, что ничего не случится, у меня все же нет. Не повезет в одном месте, это потянет за собой второе, второе — третье, за третьим — четвертое, пока круг не замкнется. И будь ты в ряду хоть десятый, придет очередь и за тобой. В коммерции так же, как с людьми, что держат веревку, а на конце веревки слон. Слон тянет, дергает веревку, и все люди валятся наземь. Имя нашему слону — капитал, и веревка, связь, сплетение тянется за ним — это денежки отдельных людей, суммы, которые связаны воедино. Сама можешь подумать, что произойдет, если капитал-слон так рванется, что порвутся наши связи.
— Я готова перейти с тобой хотя бы в подвальную квартиру, — сказала Ирма.
— Хорошо, — ответил Рудольф, — но и там надо одеваться и есть. К тому же я, возможно, не хочу переходить в подвал, если есть другой выход.
— Тем лучше, — сказала Ирма.
— Кому лучше, а кому — хуже, — сказал Рудольф. — Я, быть может, я говорю только — быть может, ибо все — голое предположение, так сказать, мечта и поэзия, не реальность, а лишь предполагаемые обстоятельства, если можно так сказать, понимаешь, — так вот я, быть может, чтобы спастись, чтобы выбраться из жизненной трясины, приду к решению снова жениться, взять богатую жену, конечно, не по любви, а просто из коммерции…
— Если ты впрямь это сделаешь, мне не надо никакой машинописи и бухгалтерии, умереть я и так смогу, — сказала Ирма.
— Ну, а если бы я заболел и ты осталась бы одна, ты и в этом случае умерла бы? — спросил Рудольф.
— Зачем ты меня пугаешь? — воскликнула Ирма.
— Хочу вернуть тебе разум, который отняла у тебя любовь, — объяснил он. — Ты же согласна, что из-за одного умершего не должны умирать другие, близкие ему, иначе человеческий род вскоре прекратится. Смерть близкого, конечно, тяжелая утрата, но собственная смерть чаще всего еще тяжелее. Ну, и если жить после смерти близкого одному, надо суметь как-то прокормить себя. Здесь выручает уменье что-то делать, а уменье дает учеба. К тому же за ученьем легко проходит время, ученье утешает, поэтому я не могу дать тебе лучшего совета, нежели — ступай учиться. По правде говоря, мы… то есть я отношусь к этому вопросу слишком серьезно, и это мое несчастье, что я отношусь ко всему чересчур серьезно. Чтобы найти тебе приличное и полезное времяпрепровожденье, я должен прежде всего стать банкротом, потом бросить тебя, затем жениться снова на женщине, которую я не люблю, и — наконец — тяжело заболеть, чтобы ты осталась вдовой. Вот какую солидную подготовку я проделаю, чтобы у тебя была работа и занятие. Дело довольно-таки простое, но человек не спотыкается о простое, он летит кувырком, наткнувшись на сложное. Простое слишком просто, поэтому человек не любит его. А вот тебе, безусловно, нравится это простое. Можешь заранее поцеловать меня за это. Ради бога, поцелуй меня, я поверю, что ты прощаешь мне мои благоглупости.