Выбрать главу

— Этого он не боится, тут вы ошибаетесь, — вставила Ирма, — Он предпочел бы испортить меня, чтобы мы подходили друг другу.

Мадам Полли рассмеялась от всего сердца и сказала:

— Вы имеете в виду, пожалуй, того молодого человека, с которым вы ходили в кино упражняться в английском языке?

— Откуда вы это знаете? — удивленно спросила Ирма, чувствуя, как к лицу ее приливает кровь.

— От вашего мужа, а то от кого же? — ответила мадам Полли. — А знаете ли вы, как он тогда дрожал за вашу душу? Как ходил за вами по пятам? И как все закончилось тогда с этим молодым человеком? Вы вполне уверены, что ваш муж не приложил руку к тому, чтобы все улеглось? Эх, дорогая, если бы вы знали, как он страдал из-за вас! Он сам объясняет это любовью, а я — богобоязненностью. До сих пор он общался с совсем другими женщинами, так что вы казались ему каким-то драгоценным камнем, редкой и хрупкой вазой, которую он легко может по оплошности разбить, и поэтому душа его никак не успокоится, пока он не освободится от вас.

— Я ничего не понимаю в этом, — сказала Ирма.

— А что тут понимать? — сказала мадам Полли. — Вы любите, и ничто не делает женщину такою хрупкой, как любовь. К тому же ваш муж так разочаровался.

— Во мне? — спросила Ирма.

— В вас или в себе самом, кто как понимает. Он надеялся, как надеются многие мужчины, — потому что они совсем как дети, — надеялся, что любовь чистой, неискушенной девушки… или, вернее, — влюбившись в такую девушку, он изменится и бросит тот образ жизни, который ни другие, ни даже он сам не считают приличным. В последнее время это стало для него мечтой, особенно когда он выпивал. Мне он часто повторял: «Дорогая Мадлен, если ты меня в самом деле любишь, сделай меня хорошим и кротким». Понимаете? Я должна была сделать его хорошим и кротким с помощью каких-то других женщин, потому что сама я на это не годилась. Вот я и выбрала вас. Но, как вы видели, как бы ваш муж ни был хорош и кроток, привычки у него остались прежние, то ли потому, что вы не смогли изменить его, то ли потому, что его вообще невозможно изменить, кто знает? Я предостерегала его, говоря, что он играет с огнем, но он не слушал. Один его друг сказал ему: «Дорогой Рууди, бог не создал еще такой красивой девушки, чтобы подобный тебе богобоязненный и греховный мужчина не стал рядом с нею желать легкомысленных женщин, потому что богобоязненный человек любит грех больше, чем возвышенную любовь самой распрекрасной девушки». Но ничто не помогало. Все остальное вы знаете сами. И теперь он пытается положить этому конец, как видите, опять не без моей помощи.

— Ах, потому, значит, он и дал мне ваш адрес?

— А то зачем же? Он сказал мне: «Сама заварила эту кашу, вот и расхлебывай!» Упаси бог, отвечаю я, как же я заварила? Я помогаю найти тебе служанку, а ты принимаешь ее и женишься на ней. Но он говорит на это: «Зачем ты выбрала такую служанку, что мне пришлось на ней жениться?» И так мы препираемся. Но вам, дорогая госпожа, я скажу: пусть он уходит, раз уж так хочет уйти. Он не годится для вас, и вы не подходите для него, вы друг другу как тяжкий крест. Он не станет отцом ваших детей, а вы рано или поздно захотите быть матерью, вы уже свыклись с этой мыслью. Из него не выйдет для вас и стоящего мужа, что это за муж, который тратит себя на других женщин.

— А для вас он годится? — спросила Ирма, только бы не сказать большего, ее разбирало сомнение в том, что ей сообщили.

— Со мной дело совсем другое, — ответила мадам Полли. — Я никогда не хотела от него ребенка, и даже о любви у нас не было разговора. Надоем я ему — и не стану препятствием ему на пути. А вернется он ко мне снова — я его приму ласково. Такова уж моя любовь, и только это ему по нраву. С вами совсем иное, и мне кажется, для вас было бы единственным выходом — развестись по-хорошему, ведь иначе это произойдет по-дурному.

— Я хочу до этого еще раз повидать его, — сказала Ирма упрямо, будто была не согласна с мадам Полли.

— Зачем же, сударыня? — сказала мадам Полли. — Это же только принесет вам огорчение.

— Какое значение имеет это? — сказала Ирма, рот ее скривился, она изо всех сил сдерживала слезы, они закипали в ней — не только в горле, но и во всем теле.

Мадам Полли какое-то время наблюдала за ней, размышляя, затем сказала: